Пламя на длинной белой свече, которую он держал в руке, колебалось, но не гасло, подтверждая его мастерство танцора. Ее рука в его руке, его улыбка, изящество с котором двигался он сам и заставлял двигаться ее. Она чувствовала, как меняется. То взаимное притяжение, которое они почувствовали в конторе ее отца, росло и все сильнее связывало их вместе, пока они плавно скользили по залу. Идеальная пара. Лица зрителей казались размытыми, и правила хорошего тона больше никому не были нужны – они находились в своем частном мире, в котором не было никого, кроме них двоих. По крайней мере, до того, как прозвучали последние звуки музыки и все закончилось.

Свеча сэра Томаса все еще горела, и полностью изменившаяся Эдит загадала тайное желание и задула ее.

Она ни за что бы не произнесла это желание вслух, но удовлетворенная улыбка сэра Томаса и его изящный поклон беззвучно ответили на него «ДА».

А потом сестра сэра Томаса встала из-за инструмента и вышла из комнаты. Еще раз нежно взглянув на Эдит, англичанин последовал за ней. И забрал с собой сердце девушки.

Он это хорошо понимал.

Глава шестая

Почти сразу же после…

Картер Кушинг стоял перед зеркалом в своем клубе. Перед ним на столе был прекрасный завтрак, состоящий из яичницы с ветчиной, кофе и маленького бокала портвейна, и лежали бритвенные принадлежности. Камердинер, некто Сэндиш, только-только завел фонограф, и теперь он играл старую сентиментальную мелодию, которую обычно напевала его дорогая почившая жена. У нее был такой восхитительный голос – он обожал, закрыв глаза, слушать, как она поет Эдит колыбельные. Или читает ей. Детская была для него местом, где он отдыхал от забот жесткого мужского мира – мира, который он старался не закрывать от своей упрямой дочери, потому что понимал, что она настроена завоевать его. Но в данном конкретном случае он должен ее защитить… если только она нуждается в защите.

А после выходки сэра Томаса на балу у Макмайклов он был уверен в этом больше, чем когда-либо.

Все это совсем некстати, подумал Картер Кушинг, услышав знакомые шаги одной одиозной личности, которая собиралась вновь предстать перед его глазами. Хотелось бы мне, чтобы в этом не было никакой необходимости.

И, как по волшебству, он увидел костлявую фигуру молодого Эзекии Холли, который приближался, осторожно ступая по плиточному полу в надежде сохранить свои прекрасные кожаные ботинки сухими. Эзекия носил гетры и считал себя настоящим денди. Хотя он им никогда не был.

– Мистер Холли, – сказал Кушинг, – я люблю с утра пораньше заходить в клуб. В этом случае мне здесь никто не мешает.

– Отличное начало дня, сэр, – голос Холли звучал официально.

– Вы тоже так думаете? И, может быть, отличное время для окончания некоторых дел. – Кушинг замолчал. Но он уже принял решение и теперь готов был его выполнить, даже если это принесет разочарование его любимой дочери. – В городе появились молодой человек с сестрой. Что-то мне в них не нравится.

Кушинг протянул Холли клочок бумаги, на котором было написано: сэр Томас Шарп и леди Люсиль Шарп.

– Вот их имена. Я хочу, чтобы вы провели расследование. О деньгах не беспокойтесь. Мне нужны результаты. – Тут он протянул Холли чек. – И побыстрее.

Нет смысла продлевать ее агонию, раз уж до этого дошло.

#

Стоял прекрасный день, последний из целой череды прекрасных дней, которые Эдит проводила в компании Шарпов. В парке Делавер играл оркестр, и семьи горожан высыпали на пикник. Погода была совершенно фантастическая. Эдит прогуливалась в компании леди Люсиль Шарп, и обе женщины прятались от ярких солнечных лучей за пестрыми зонтиками от солнца. Эдит была в своей светло-золотистой юбке, стянутой в талии кожаным поясом с двумя руками, сделанными из слоновой кости, держащими друг друга.