На полу было на несколько градусов прохладнее, и я чуял дыхание Нуалы в сквозняке, запах лета и цветов.
— Ты бы могла появиться где угодно, он все равно тебя не видит. Почему под кроватью?
— Хотела напугать тебя до полусмерти, — ответила Нуала.
Я предложил ей свою пиццу, и она удивленно на меня посмотрела, затем покачала головой. В старых сказках говорится, что если есть еду фей, то навсегда останешься в их краю. Только тут, наверное, все наоборот. В музыкальном центре над нами сменилась запись. Альтернативный рок. Явно мой диск.
— Наконец настоящая музыка, — сообщил я Полу.
Пол топал ногой в такт:
— Бритни тоже настоящая. Это просто немножко более настоящее. — Он помолчал. — Знаешь, ты — лучший друг, который у меня был.
Я ощутил легкий укол совести. Почти незаметный.
— Потому что принес тебе пиво?
— Не-е-е-ет. Потому что ты — это ты. Единственный в своем роде. Непохожий на других. — Пол замолчал и попытался пояснить: — Я смотрю на тебя и хочу быть таким же. Непохожим на других. Ты — засранец, но единственный в своем роде, и это все уважают.
Пол говорил, а Нуала смотрела на меня. Ее огромные глаза сияли в темноте.
— Ты тоже так думаешь?
— Особенно насчет засранца, — ответила она.
Я не знал, что сказать Полу. Все мои мысли были о том, как хорошо от Нуалы пахнет, и о том, как симпатично по ее щекам рассыпаны веснушки. Не отводя от нее глаз, я произнес:
— Ты мне льстишь.
— Заткнись и прими комплимент, — ответил Пол.
Я улыбнулся:
— Ты будешь так же откровенен и в трезвом виде?
— Ни в коем случае.
Как-то так получилось, что мы с Нуалой держались за руки. Я не мог вспомнить, потянулся ли я к ней или это она взяла меня за руку из темноты. Но мы держались за руки, и почему-то ее пальцы медленно скользили по моим запястьям, а я гладил тыльную сторону ее кисти. Означает ли это, что держаться за руки — совершенно нормально при общении с психованной феей? А может, накрывающие меня волны чувств — нечто большее, чем просто сигнал опасности?
— Ты такой же фрик, как и я, но все равно ты обалденно крут. Понимаешь? У тебя исписаны руки, у тебя навязчивые идеи, однако все, кто с тобой знаком, к тебе тянутся. — Пол стукнул головой о стену. — Это дает фрикам вроде меня надежду.
Весь мир сжался до пальцев Нуалы на моей руке. Я хотел, чтобы она утащила меня под кровать и растворилась со мной в темноте.
— Ты не фрик.
— О, ты и не представляешь!.. Хочешь, расскажу? Трезвый ни за что бы не признался.
Я чувствовал на лице дыхание Нуалы и был совершенно уверен, что она чувствовала мое — колбаски и зеленый перец. Но если ей было неприятно, она не подавала вида. На ее губах играла невинная прекрасная полуулыбка. Если бы она ее осознавала, моментально стерла бы.
— Так вот… Я каждую ночь слышу пение.
Мои пальцы замерли. Пальцы Нуалы замерли тоже.
— Каждую ночь, как во сне. Как в одном из тех снов, когда ты знаешь, что все говорят на другом языке, но все равно понимаешь. Так вот, эта песня — просто список. Список имен. — Пол замолчал и долго судорожно пил. — Мне известно, что я слышу имена мертвых. Тех, кто скоро умрет. Известно, потому что там потом говорится: «Помни о нас, поют мертвые, иначе мы вспомним о тебе».
Я задрожал. Странно, прежде озноба не было.
Мой голос звучал вполне обыденно:
— И кто в этом списке?
— Я, — ответил Пол.
— Ты?
— Ага. |