Трепещи, милая сестрица: мне нужно, по крайней мере, еще от семи до восьми месяцев, чтобы переложить пьесу в стихи, чтобы воплотить мои замыслы и затем чтобы отшлифовать их…

Главные мысли уже на бумаге; там и сям разбросаны несколько стихов, но я семь или восемь раз до основания изгрызу ногти, прежде чем мне удастся воздвигнуть свой первый монумент. Ах, если бы ты только знала, как трудно создавать подобные произведения! Достаточно тебе сказать, что великий Расин два года шлифовал свою „Федру“, предмет зависти всех поэтов! Ты только подумай: два года, целых два года!»

Образ полководца Оливера Кромвеля, выдающегося деятеля английской революции XVII века, очаровал Бальзака. Король Карл I из династии Стюартов безраздельно правил в своей стране, но вот в Шотландии вспыхнуло восстание, Карл бежал из Лондона, власть в стране захватил парламент, началась гражданская война. Армию восставших возглавил Кромвель. Карл попал в плен и принял все требования победителей. Кромвель въехал в Лондон как триумфатор и захватил власть в стране. Суд приговорил короля Карла к смертной казни. Как это все походило на то, что совсем недавно происходило во Франции!

Кстати сказать, образ Кромвеля привлекал в те годы не только юного Бальзака. Через несколько лет (в 1827 году) драму «Кромвель» напишет Виктор Гюго, и предисловие к ней станет литературным манифестом французских романтиков.

Ну что ж, тема выбрана, но это лишь полдела. Теперь все это нужно еще грамотно изложить на бумаге. Бальзак как-то признался сестре:

«Если у меня нет гениальности, я погиб».

Этим он не оставлял себе путей к отступлению. Для себя он вывел такую формулу: талант на одну треть состоит из чутья, на одну треть — из ясности ума, на одну треть — из силы воли. Нужно быть гениальным, следовательно, он должен им быть. Бальзак поставил перед собой цель, а теперь бросил в дело всю свою непреодолимую волю. А там, где действует эта воля, сопротивление бесполезно. Бальзак знал: он обязательно завершит своего «Кромвеля», потому что он хочет его завершить и потому что он должен его завершить. В письмах сестре он словно убеждал самого себя:

«Я решил довести „Кромвеля“ до конца во что бы то ни стало! Я должен что-то завершить, прежде чем явится мама и потребует у меня отчета в моем времяпрепровождении».

И Бальзак бросился за работу с яростью одержимого. День и ночь сидел он за письменным столом, по несколько дней вообще не покидал свою мансарду, спускаясь вниз лишь затем, чтобы купить себе хлеба, немного фруктов и обязательного свежего кофе, так чудесно подстегивавшего его утомленный организм. Наступила зима, но и холод не заставил Бальзака сдаться. Укутав ноги в старый шерстяной плед, он продолжал работать. Он лишь попросил у матери связать ему шерстяной колпак, но та ему его так и не сделала. Тогда, чтобы не мерзнуть, он стал целый день оставаться в прогретой телом постели, продолжая сочинять свою трагедию и лежа записывая наиболее удачные мысли.

А. Моруа, всегда с уважением относившийся к поставленной цели и предостерегавший от потерь драгоценного времени, пишет:

«Труд писателя вовсе не казался ему легким. Оноре делает любопытные статистические подсчеты. В трагедии должно быть две тысячи стихов; стало быть, потребуется от восьми до десяти тысяч усилий мысли».

Ничего себе — десять тысяч усилий мысли! Если на каждое тратить хотя бы по пять минут, это получится 833 часа, или 35 дней непрерывных усилий мысли. А ведь от одной лишь мысли об этом уже можно было сойти с ума. Но ничто не могло сломить волю Бальзака. Он работал день и ночь. Собственно, ему было безразлично — день сейчас или ночь. Эх, если бы еще масло для лампы не стоило так дорого! Он отказывал себе во всем, не ходил по ресторанам и кофейням, не позволял себе ни малейшей разрядки после чудовищного напряжения.