Наконец шум в подъезде потревожил и обитателей квартиры направо. Ее жильцы явно чувствовали себя гораздо увереннее, нежели остальные, а потому выглядывать в щелку и глотку понапрасну драть не стали. Дверь открылась широко, и на площадке внезапно появился заспанный дюжий парень, на котором, кроме трусов и татуировок, ничего не было. Парень был без сомнения из олигофренов – с низким лбом и бритым скошенным затылком; из тех, кого в изобилии можно встретить сегодня на рынках с мобильными телефонами в руках или возле пунктов обмена валюты, в компании других таких же парней, твердящих на разные голоса одну едва ли не сакраментальную для них фразу: «Доллары, марочки… покупаю»…

Парень-олигофрен был сейчас без сотового телефона, что для таких, как он, не очень характерно. Он сделал уверенный шаг вперед, желая найти и наказать виновников шума, но не успел даже среагировать на вооруженных незнакомцев, как его дернули за руку вниз, очень профессионально сделали подсечку и зафиксировали в весьма неудобном положении (заспанной опухшей мордой к полу), открывая путь в квартиру тем, кто стоял наготове на лестнице сверху.

Медведев, майор и третий оперативник мгновенно оказались в квартире.

Две секунды потребовались оставшимся двоим, чтобы застегнуть на задержанном парне «браслеты» за спиной и залепить ему рот приготовленным лейкопластырем. После этого один из оперативников переместился на лифтовую площадку, взяв под контроль коридор, полностью обозреваемый через распахнутую дверь, а второй остался на лестнице, поглядывая одним глазом на двери, другим – на пленного.

Олигофрен и не думал подниматься. Совершенно точно знал: с этими ребятами и в этот момент шутки плохи; пулю между глаз можно схлопотать в два счета; и тогда уже дела не поправишь… Лучше лежать спокойненько и вдыхать с бетонного пола кошачью мочу… Он шестерка всего лишь. Ему много не дадут. А может, вообще отпустят – не за ним ведь пришли. Какую-то вину еще и доказать надо…

За музыкой, которую некому оказалось сейчас выключить, нельзя было расслышать, что происходит в квартире. Но выстрелов не было…

Квартира оказалась двухкомнатная. Нестандартный старый дом. Большой полутемный коридор…

Медведев, который бежал первым, споткнулся за что-то в полумраке и, потеряв равновесие, зацепился плечом за небольшой платяной шкаф. Какая-то коробка с грохотом упала со шкафа; всякая мелочь – пуговицы, наперстки, катушки – покатилась по полу…

– Бля! Охренели!.. – послышалось раздраженное из ближней комнаты. – Муха, вздрючу!..

– Ага!.. – ответил виноватым голосом Толик Медведев; он был тот еще артист.

Бондарович указал Медведеву пистолетом на кухню и шепнул:

– Проверь…

Медведев толкнул дверь кухни, быстро осмотрелся, поводя по сторонам пистолетом. Здесь никого не было. Оставаясь в кухне, Медведев взял коридор на прицел.

Раздраженный голос из спальни набрал силу:

– Муха, твою мать!.. Выруби видик! Совсем офигели с похмелья!.. Я встану сейчас, урод…

Александр, не теряя больше времени, пошел на голос – в спальню. А Медведев и другой оперативник – старший лейтенант Захаров – вломились во вторую комнату. Слышно было, как Медведев прорычал:

– Всем лежать!.. Рожей в подушку… Я сказал в подушку, сука!.. Руки на голову… мать!

Бондарович толкнул прикрытую дверь.

В спальне на металлической старой, тысячу раз крашенной кровати лежал мужчина средних лет, худощавый, чуть седоватый. И изумленно смотрел на вошедшего Банду.

– Ну, суки!.. – только и сказал мужчина.

Бондарович держал его на прицеле:

– Привет, Могилев! Не ждал гостей?

– Я тебя не знаю, парень.