— Что ж, я ставлю всю мою кучу, — отозвался Бык, подталкивая несколько столбиков серебра к центру стола.

— Сколько здесь? — спросил Айдахо.

Бык стал считать.

— Вот твои десять. Еще десять, пятьдесят, двадцать пять… В общей сложности девяносто шесть, — подвел он итог. — Ставлю девяносто шесть долларов, Айдахо.

— У меня нет девяноста шести долларов, — проворчал Айдахо. — У меня всего восемь сверх тех десяти.

— У тебя есть седло, не так ли? — мягко спросил Бык.

— И рубаха, — добавил Техасец Пит.

— Мое седло стоит триста пятьдесят долларов, если оно вообще чего-то стоит, — обиженно заявил Айдахо.

— Никто и не говорил, что оно чего-то стоит, — вставил Короткий Бен.

— Я включаю его в счет и приглашаю тебя сыграть, — объявил Бык. — Твоя рубаха мне не интересна — она вся в дырах.

— Но что поставишь ты? — спросил Айдахо. — Я ничего не вижу.

— Подожди секунду, — Бык встал и шагнул к своей койке, где некоторое время рылся в походной сумке. Возвратившись к столу, он бросил поверх своего серебра небольшой мешочек оленьей кожи.

— Здесь пятьсот долларов золотым песком, — сообщил он. — Если ты выиграешь, завтра утром в офисе мы отсыплем то, что тебе причитается.

Хол Колби наблюдал все с большим интересом.

Остальные хранили молчание. Техасец Пит недоуменно нахмурился.

— Давайте посмотрим, — предложил Айдахо.

Бык развязал мешочек, и на ладонь ему пролилась струйка желтых крупиц.

— Устраивает? — спросил он. Айдахо кивнул. — Тогда показывай, что там у тебя.

Широко улыбаясь, Айдахо выложил на стол четырех королей.

— Четыре туза, — спокойно сказал Бык и сгреб все, что лежало на столе помимо карт.

— Ты не собираешься повышать ставки? — спросил Короткий Бен.

— Я же сказал, что мне не интересна его рубаха, — сказал Бык. — Не нужно мне и твое седло, парень. Только денежки. Парням вроде тебя вредно иметь много денег. А седло оставь себе.

— Я, наверное, иду спать, — Короткий Бен зевнул и встал.

— Не лучше ли вам всем пойти спать и дать такую же возможность остальным?! — взъярился бригадир. — С этими вашими чертовыми играми и песнями парни не высыпаются, а потом ничего не соображают по утрам. Что, вы еще не расползаетесь?

— Расползаемся! Расползаемся! — воскликнул Техасец Пит. — Выползаем! Ползем, как гремучие змеи по пустыне! Ей-богу, вот он, следующий куплет!

ЛИЛИАН МЭНИЛ

От покрытых серебром шпор до шляпной тульи это был типичный образец ковбоя тех дней. В его одежде и экипировке не было ничего, не обусловленного утилитарными соображениями. Разумеется, кое-какие украшения присутствовали, но были явно вторичны по отношению к прямым нуждам его профессии. Ничто не было заношено или потерто, но каждая вещь была использована до той степени, когда делается неотъемлемой частью своего хозяина. Ничто не сидело на нем неловко или неудобно. Даже тяжелые револьверы, казалось, гармонично вписались в общий ансамбль и стали естественной частью облика.

Развернувшись в кресле, девушка вдруг почувствовала, что у нее буквально пересохло в горле и слова застряли в нем — настолько жалким и незначительным показалось ей все, что она хотела сказать, при виде человека, который, как она знала, любил ее. Она заранее раскаивалась в том, что собиралась сделать.