|
За ними стояла выработанная поколениями традиция аж с XVII века, что позволило организации конокрадов превратиться в некое «государство в государстве». Эта воровская профессия была, пожалуй, одной из самых рисковых в дореволюционной России — как правило, пойманных конокрадов убивали прямо на месте крестьяне и извозчики, для которых лошади были единственными средствами к пропитанию. Конокрады одними из первых научились вовлекать в свою деятельность полицейских — для «прикрытия» — и таких случаев известно множество. Их шайки состояли из десятков человек с четко распределенными обязанностями. Одни лошадей крали, другие меняли им внешность (перекрашивали и даже надували через зад в т. н. «золотых конторах»), третьи перепродавали, четвертые прикрывали… В Питере конокрады базировались в районе Сенной площади, но их организация была настолько хорошо законспирированной, что имена ее настоящих руководителей не дошли до наших времен…
Отдельно стоит сказать несколько слов о профессиональных картежниках-шулерах. Эта категория преступников, как правило, формировалась выходцами из высших слоев петербургского общества, однако с широким распространением карточной игры стали открываться игорные дома и попроще, чем знаменитый с середины XIX века Петровский яхт-клуб, расположившийся сначала на Троицкой улице, а потом в доме Елисеева на Невском. Шулера попадались достаточно часто, но до судов дела доходили редко — срабатывали связи, да и жертвы, скрывая свою страсть к игре, не особенно были заинтересованы в скандалах. В начале XX века в Петербурге жил известный всему шулерскому миру бывший цирковой борец по кличке Бугай, который со временем открыл собственное игорное заведение вместе с неким бывшим лакеем-шулером, отзывавшимся на прозвище Дубовый Нос, — но эти двое были лишь каплей в шулерском море Петербурга…{ Традиции дореволюционных шулеров донесли и до наших времен. Подробнее об этом будет рассказано ниже, в разделе «Кунсткамера Петербурга», в главах «Стирала» и «Страсти по Степанычу».} В ночь на 6 (19) февраля 1903 года в Санкт-Петербурге было совершено дерзкое преступление: из иконостаса Исаакиевского собора похитили святую икону Спасителя — Нерукотворный образ. Впрочем, вора сыскали достаточно оперативно — злоумышленника подвела… трезвость. В половине шестого утра сторожа, совершая традиционный обход, заметили, что стекло в киоте, в котором помещался образ Христа Спасителя разбито, а сама икона отсутствует. Тотчас был отправлен гонец в полицию, а в храме спешно заперты все входные двери, на случай, если злоумышленник затаился где-то внутри и дожидается утренней службы, дабы смешаться с прихожанами. Однако тщательный розыск в храме не дал результатов, разве что сыскался брошенный возле клиросной решетки оскверненный образ, из которого оказались выдернуты червоного золота оклад и бриллианты редкой величины и достоинства. Прибывшая полиция установила, что преступник проник в собор, разбив оконное стекло, и тем же путем удалился незамеченный. То бишь, кража лежала, в том числе, на совести сторожей, «проспавших» грабителя. Тем же утром газета «Новости дня» вышла с сенсационным сообщением, оценив общую сумму украденного в 75 тысяч рублей. Чуть позже размер ущерба был уточнен и снижен до 50 тысяч. Но дело, разумеется, было не в деньгах — преступник покусился на икону, перед которой молился сам император Петр Первый, и которую Исаакиевскому собору пожертвовал сам император Александр II. В первую очередь подозрение пало на профессиональных клюквенников. В данном случае речь идет об особой категории воров, специализирующихся на кражах из церквей (от уголовного арго «клюква, крюка» — «храм, церковь»). Во все времена для этих категорий воров существовало лишь одно определение — святотати, не случайно на Руси их хоронили не на православных кладбищах, а отдельно, вместе с самоубийцами. |
