Но чем бы он ни занимался, он постоянно вспоминал о Бесси. Нельзя сказать, что она совсем беззащитна, она вполне может постоять за себя, но ее так легко увести в мир наркотических грез! И тот, кто сумеет ее развеселить, может получить над ней большую власть! А Нью-Йорк полон стольких соблазнов! К тому же, вот уже несколько дней она ему не звонит и не пишет. Так, когда он получил от нее последнее послание? Маленькую писульку неделю назад. Семь дней. Очень давно. И то, что она написала, выглядело каким-то вялым; казалось, каждое неуверенно выведенное слово кричало: кокаин, кокаин, и еще раз кокаин.

— А ты доверяешь Мориарти, Гэс? — спросил Солтц. Его голос вырвал Гэса из этих неприятных, беспокоящих размышлений.

— Нет, — резко сказал Гэс. — Я думаю, что он продался. Месяца два назад.

— А почему бы не искупать его в Миссури? Да так, чтоб он не выплыл?

— Лучше будет, если он сам подставится. Раз мы знаем, что он работает и на синдикат, особенно он повредить нам не может.

— А как ты это вычислил?

— Опыт, интуиция. Я его очень хорошо знаю, и вряд ли ему удастся что-нибудь от меня скрыть. — Гэс улыбнулся и закрыл бухгалтерскую книгу.

— Наверное, уже поздно, — сказал он после паузы. — Я надеялся, что позвонит Бесси. Пойду-ка я посплю немного.

— Да, конечно, тебе нужно поспать. Я посижу у телефонов. Разбужу тебя в пять. Рассвет около шести, так что у нас будет куча времени. Мы прибудем вовремя.

Без Бесси в его огромной квартире было пусто и одиноко. Гэс даже подумывал, не переехать ли ему в какую-нибудь квартиру поменьше и попроще. В гостиной горел свет; старина Соленый дремал в большом кресле.

Гэс улыбнулся — ему было приятно видеть, что он не один в квартире, что у него есть друзья. А что еще нужно человеку? В спальне Гэс подошел к низенькому столику и взял стоявшую на нем фотографию Бесси в золоченой рамочке.

Боже, как он любит эту странную женщину, как он любит ее красоту, ее слабости, ее голос, ее манеру выражать себя — просто, легко и точно!

Еще неделя — и она будет готова покорить Карнеги-Холл. Ей пока больше ничего не нужно. Это будет ее высшим достижением. Она достаточно умна, чтобы понимать, что оставаться на такой волне успеха, стремиться повторить его — пустое тщеславие, погоня за тем, что ей совершенно не нужно. Но произвести фурор в Карнеги-Холл — стоит того, чтобы к этому стремиться. А потом — раз, и уйти. Вернуться домой, к штопаному-перештопанному Гэсу, быть его женщиной, его подругой, его женой, матерью его детей.

Гэс улегся на свою огромную постель и, глядя в темноту, размышлял о том, почему мужчине хочется иметь сына. Жизнь такая безумная, смерть может прийти в любую минуту, исподтишка... А есть вообще смысл в этой жизни? И где он, сын Августа Гилпина?

Гэс незаметно для себя заснул. Его разбудил голос Соленого:

— Вставай, босс, уже пять часов. Время двигать. Время убивать.

— Встаю, Соленый, встаю, — сказал Гэс, поднимаясь. Он сел на краю кровати и обхватил колени. В спальне было холодно. На дворе стоял ноябрь.

Бесси, Бесси, в Нью-Йорке тоже так холодно?

Да, Бесси, завещание мое уже составлено, и деньги, если у тебя будет ребенок, отложены специально на этот случай.

Гэс отправился в душ. Намылил голову. Мыльная пена на гриве его соломенных волос напоминала освещенную солнцем пену прибоя.

Когда человек собирается убивать — или быть убитым, — он должен быть чистым. После душа он почувствовал себя лучше — ему казалось, что удача не должна подвести его.