Достал свои пистолеты и тщательно их почистил. Потом вытащил автомат из футляра и, разобрав его, смазал все части и снова тщательно собрал. Перед отъездом из Канзас-Сити он поставил совершенно новый боек.

Закончив сборку и проверку оружия, Гэс стал массировать левую руку возле локтя. Потом лег в постель. Завтра утром Мики Зирп умрет. А если нет — то умрет Гэс Гилпин.

Он спал очень крепко, без снов. Совесть его была чиста.

Перед тем, как заснуть, Гэс посмотрел на часы — двадцать минут пятого.

Проснулся он в одиннадцать часов. Встал, принял душ. Когда он брился, раздался стук в дверь.

Схватив пистолет, Гэс стал рядом с дверью и спросил:

— Кто там?

— Это я, Бен, — ответил голос. — Бен Пикок.

— Ты один, Бен?

Странно, Гэс был уверен, что первыми этим утром явятся его враги. Но не мог же Бен предать его?

— Да, один. Я хотел бы поговорить с тобой.

Гэс открыл дверь и, приставив пистолет к груди Бенни, снова спросил:

— Ты один?

Бен, судорожно сглотнув, быстро кивнул. Но кивок получился едва заметный.

Гэс впустил его и тут же запер дверь на засов. Бен увидел Разложенное на столике оружие.

— Как ты узнал, что по твою душу прибыли? — спросил Бен, широко открыв глаза. — Я знал, что ты толковый парень, но как ты все-таки вычислил?

— Вычислил что?

— Ну, что Райнеке, человек, который занимается нашим кооперативом, переметнулся на сторону Хундертмаркса? Это произошло только вчера вечером.

— Неужели? А что, собственно, случилось?

— Хундертмаркс отказался выдать нужные бумаги.

— Ну, это не так уж страшно. — Гэс рассмеялся. — Я ожидал услышать вещи понеприятнее.

— Фермеры просто взбеленятся. Все будут считать, что Райнеке получил хорошую взятку.

— Так, наверное, и есть, — сказал рассеянно Гэс, лихорадочно обдумывая, что делать дальше.

Сначала нужно разделаться с Зирпом, а потом уже можно заняться Хундертмарксом. Но что если ему не повезет? Кто тогда будет помогать фермерам выбираться из того положения, в которые они попали?

— А остальные знают? — спросил Гэс.

— Да, конечно. Люди, как только рассвело, стали стекаться в город. И мне очень неспокойно, потому что начали прибывать и полицейские подкрепления. Уже прибыло человек двадцать, с оружием и всем прочим.

— А что, наши ребята захватили с собой свои ружья? — Гэс улыбнулся.

— Именно так, но по сравнению с тем, как вооружены полицейские — это так, пукалки. Что делать?

— А что ты хочешь сделать?

— Нам нужно получить эти бумаги. Никуда от этого не денешься. Мы не хотим никого обманывать. Но без этих бумаг нам придется сосать заднюю лапу.

— Ну, так что же решили? — настаивал Гэс.

— Что решили? Ты что, хочешь, чтобы люди, у которых семьи, вышли против вооруженных до зубов полицейских с дробовиками?

— Но среди этих полицейских есть такие же ребята, как мы с тобой. Они тоже дети фермеров.

— Ты хочешь сказать, что они не посмеют стрелять в нас?

— Не знаю. Может быть, посмеют, а может, и нет. Но если сначала с ними поговорить, объяснить, что к чему, и если после этого они все равно будут готовы убивать — ну, тогда, я думаю, надо будет и силу применить. И посмотреть, кто на что годен.

— Но это же простые фермеры! У них жены, дети!

— Ну и что? Зачем они живут? Ведь они все делают ради своих детей? Они хотят, чтобы их детям жилось лучше, чем им, чтобы их дети понимали, что к чему.