— Сделайте что-нибудь, Тим, — распорядился председатель, и я ступил в фонтан и взял Гордона за руку.
— Пойдемте, — сказал я. — Если мы будем мокрыми, они нас не тронут. Нет необходимости оставаться в воде. Достаточно быть мокрым.
— Правда? — спросил Гордон. — Они вам так сказали?
— Да, они сказали. Они мокрых не трогают.
— Ага. Хорошо. Если вы уверены.
— Да, я уверен.
Гордон согласно кивнул. Я легонько потянул его за собой. Он осторожно шагнул, всколыхнув воду переступил через невысокий парапет и выбрался на мощенный плитами дворик. Я крепко поддерживал его и молил небо, чтобы люди с белыми лицами оставались на расстоянии; но, хотя Гордон опасливо оглядывался вокруг, очевидно было, что они пока что не пытаются его похитить.
На лице председателя отразилось глубокое и неподдельное участие. Они с Гордоном давно и крепко дружили. Во многом они были похожи, хотя и не внешне; оба одарены пытливым умом, интуицией; творческой фантазией. Оба в нормальных обстоятельствах имели обыкновение даже самые жесткие указания давать учтиво-вежливым тоном, и оба были явно увлечены своим делом. Им обоим было за пятьдесят, оба в расцвете сил, оба достаточно богаты.
С Гордона текло на мостовую.
— Полагаю, — сказал председатель, бросив взгляд на населенные окна, — нам следует зайти в помещение. Видимо, в зал заседаний. Пойдем, Гордон.
Он взял Гордона Майклза за второй влажный рукав, и один из самых надежных столпов банковского дела во всем Лондоне покорно двинулся за нами, окутанный туманом видений.
— Люди с белыми лицами, — заговорил я, пока мы осторожно прокладывали курс через мраморный простор вестибюля, минуя простых смертных с отвисшими челюстями, — они что, идут за нами?
— Конечно, — сказал Гордон. Было ясно, что сколько-то из них зашли вслед за нами и в лифт. Гордон все время с подозрением оглядывался. Остальные, как мы поняли, судя по его нежеланию выйти в коридор на верхнем этаже, ожидали нашего прибытия.
— Все в порядке, — ободряюще сказал я Гордону. — Не забывайте, мы все еще мокрые.
— Генри не мокрый, — ответил он, озабоченно оглядывая председателя.
— Мы же вместе, — сказал я. — Все будет хорошо.
Гордон посмотрел с сомнением, но в конце концов позволил своим провожатым вывести себя из лифта. Белые лица, похоже, расступались перед нами, освобождая путь.
По коридору к нам уже спешил личный помощник председателя, но тот остановил его коротким жестом и велел не допускать никого в зал заседаний, пока он не позвонит в колокольчик; и мы с Гордоном прошлепали в мокрых ботинках по толстому зеленому ковру к длинному полированному столу из красного дерева. Гордон согласился сесть в одно из комфортабельных кожаных кресел, окружающих стол, а по бокам сели мы с председателем, и теперь уже Генри Шиптон спросил, здесь ли еще люди с белыми лицами.
— Конечно, — сказал Гордон, поглядев вокруг. — Они сидят на всех стульях вокруг стола. И стоят за ними. Целая толпа. Вы же сами видите!
— Во что они одеты? — спросил председатель. Гордон озадаченно посмотрел на него, но ответил достаточно просто:
— В белые костюмы, конечно. С черными пуговицами. Впереди, сверху вниз, три большие черные пуговицы.
— Все? — спросил председатель. — Все одинаково?
— Ну да, конечно.
— Клоуны! воскликнул я.
— Что?
— Белые клоуны.
— О, нет, — сказал Гордон. — Это не клоуны. Они не смешные.
— Белые клоуны грустные.
Гордон недоуменно насупился и принялся внимательно разглядывать своих невидимых визитеров.
— Как тут быть? — раздумывал председатель; но обращался он преимущественно к самому себе. |