Деревья на очередной развилке расступились, образуя овальную поляну, но кроны их все равно переплелись так плотно, что не было видно, небо там наверху или все же потолок. Наверное, небо, но я потихоньку готовил себя к тому, что небо может оказаться совсем не синим. И даже не голубым. И два, таких уже привычных, солнышка может сменить совсем иное светило, судя по оттенкам цвета — зеленоватый гигант, бледный, похожий на изрытую оспой разбойничью рожу.

Почему я так подумал? Да потому что дышалось все тяжелее. В атмосфере чего-то не хватало, а чего-то было слишком много. Вероятно, друидам нравилось вдыхать воздух тех времен, когда на планете хозяйничали рептилии. Вероятно, змеям, собранным в храме, жилось вольготно и сытно, а излишек метана и недостаток кислорода их как-то не слишком занимал.

— Мне кажется, что кто-то все время смотрит в спину, — тихонько пожаловалась Анка.

— Ерунда это, никого сзади нет, — соврал я. Фэйри никогда не лгут, но могут схитрить. Позади, на дорожке, действительно было пусто. Секунду назад ярдах в десяти за нашими спинами тропу лениво пересек черный констриктор. За поимку змеи таких размеров лучшие музеи и зоопарки перегрызлись бы насмерть. Тетя Берта незаметно приложила палец к губам: она, естественно, видела, но Анку, и тем более Марию, не следовало пугать. За нами следили, напряженно и неприязненно, ощупывая, проверяя каждое наше движение.

— А тебе не кажется, что солнце какое-то зеленое? Смотри, на руку свет падает — и рука зеленеет.

— Это так преломляется свет во влажном воздухе.

— Но ведь кто-то кричит! Это ты слышишь, или оглох?

— Слышу, — вздохнул я, поскольку тут было никак не отвертеться. Мы направлялись как раз в ту сторону, где кто-то стонал жалобно и протяжно, причем не один человек, а несколько. Причитали не так, как от побоев или резкой зубной боли. Обычным это сложно понять, но фэйри легко определяет, отчего страдает человек или животное, даже на расстоянии.

Мы переглянулись с Саней.

— Хреново дело, верь-не-верь, — сказал он. — Похоже, из кого-то кровушку сосут.

Но дело оказалось еще хреновее, чем он предполагал. На прогалине, чуть в сторонке от тропы, разлохмаченной головой возвышался громадный муравейник. Разлохматился он потому, что сверху на кольях были распяты двое обнаженных людей — мужчина и женщина. Женщина уже обмякла и не сопротивлялась, муравьи облепили ее тело, пожирали заживо, на ее лице словно содрали кожу. Я не мог разобрать, молодая она или старая, и к какому народу принадлежит. Просто чуял, что женщина, и что еще жива. Она жутко страдала, муравьи добрались до ушей и до глаз, забирались в нос, но сердце еще билось, и несчастной жертве предстояло изрядно помучиться. Мужчина пока сопротивлялся. Ему удалось вырвать из волосяной петли одну ногу, он бестолково колотил ей по муравьиному дому, извивался всем телом и рычал. Своими действиями он, наверняка, еще сильнее злил рыжих зверюг. Таких огромных муравьев, длиной с половину моего мизинца, я видел только в зоологическом музее. Но такие как раз и водились в тропических лесах.

— Мамочки... — Анка схватилась за меня с такой силой, что потом три дня на локте не проходил синяк. — Бернар, сделай что-нибудь!

Тетя Берта тоже вздрогнула, обычная выдержка ей изменила. Если быть честным, меня не стошнило прямо на тропинке только потому, что рядом была Анка. Каким-то чудом я проглотил назад все то, что рвалось из желудка наружу. Мужчина бился все слабее, он закашлялся: наверное, муравьи заползли к нему в дыхательные пути и грызли изнутри. Мне показалось, что это был еще не старый человек, но точно определить возраст, когда все тело человека кровоточит и кожу срывают лоскутами, невозможно.