Мария качала головой и беззвучно что-то бормотала, то ли молилась, то ли ругалась. Раненую руку она держала в шерстяной перчатке. С первого этажа кареты не раздавалось ни звука, словно все спали, не кашлял даже дядя Эвальд.

Младшая облизала пересохшие губы. Ей стало казаться, что вот-вот, прямо в полутемном коридоре материализуется очередная нечисть, вроде вонючего Бескостого демона, и тут дядя Саня подергал ее за рукав.

Они вместе переместились к тому окошку, что располагалось на корме. Анке находиться тут совсем не хотелось, потому что, как раз под ногами, в «багажнике» ворочались бессонные горгульи. Людей они, очевидно, чуяли сквозь доски и раздраженно шипели, когда кто-то шел в уборную. Однако, выглянув в окно, Анка сразу забыла про горгулий, потому что...

— Воронка времени, — произнес сзади голос Бернара. — В точном переводе с языка Долины — омут времени.

Бернар переводил слова королевского поверенного. Анка обернулась. У окошка собралось все население второго этажа. В полумраке милорд Фрестакиллоуокер выглядел страшно, походя на клювастых обитателей клеток в багажнике. Его непропорционально большая, похожая на тыкву голова покачивалась на тонкой жилистой шее. Круглые, скошенные к носу, как у филина, глаза отливали зеленым, в цепких ручках пикси держал незнакомый прибор. Анка не понимала напевный, без единого согласного, язык Долины, но потихоньку научилась отличать его от других незнакомых наречий. Пикси что-то торопливо объяснял на этом языке Сане и Бернару, при этом вращал в руках устройство, напоминавшее одновременно музыкальную шкатулку, и старинные настенные часы, почему-то с шестью циферблатами. Циферблаты располагались по поверхности прибора самым хаотичным образом; кроме того, там имелись ручки, кнопочки и ручки для завода пружин. Агрегат потрескивал, позвякивал, тикал на разные лады и казался очень тяжелым.

— Это цайтмессер, — перевел слова пикси дядя Саня. — Старинная конструкция германских кобольдов, помогает находить потоки времени. Его милость за эталон принимает незыблемое время Блэкдауна, также учитывается текущее время таверны Слеах Майт, и время на цайтмессере Его строгости магистра Уг нэн Наата. Составляя замеры каждый переворот песочных часов, можно вычислить ожидаемые искривления, поскольку часы в карете начинают искажать, и таким образом по меткам искажений строится приблизительный ряд.

— Майн гот... — прошептала Мария. — Смотрите, что творится...

Пропала золоченая карета отважного барона Ке, пропали егеря с пиками, пропали длиннорогие быки, тащившиеся в связке за блестящей каретой круитни. Анка отлично помнила, что из таверны за ними следом выехал целый караван, а теперь не было никого, кроме четырех или пяти гончих егеря и пристегнутых запасных лошадей. Да и те не растягивались, а пугливо жались к корме.

В двадцати шагах от кареты глубокая ночь сменялась мягким рассветным сумраком. Там оба светила уже вспорхнули в небо, откуда ни возьмись, но не освещали ничего за пределами светлой границы.

И граница эта ползла по пятам за каретой.

Она распространялась на обе обочины, захватывая и пережевывая вековой дремучий лес, отвоевывая, откусывая по кусочку от дороги и от придорожных канав. Там вздымалась в иссиня-черное небо радужная размытая стена, похожая на полупрозрачный мыльный пузырь, за которым угадывались очертания совсем другого ландшафта, каких-то низеньких кустов, косогоров, усыпанных цветами чертополоха, круглых строений из грубо отесанного камня.

Там, в пузыре, захватившем уже половину неба, карету настигал яркий дразнящий полдень. Впереди границы света с шорохом и треском, ломая и давя кусты, бежали, летели и ползли невидимые во мраке лесные обитатели.