В тот самый миг как центурион коснулся ногой земли, человек перестал чертить на песке, поднял худую, как у скелета, руку и указал в ту сторону, откуда только что прибыли чужестранцы. Авл Випин опустил глаза на песок и вздрогнул, ясно различив перед собой изображение скорпиона.

Человек тем временем поднялся на ноги и, опираясь на свою изогнутую палку, молча пошел прочь. Изображение скорпиона осталось на земле, освещенное трепещущим, постепенно угасавшим пламенем.

Проводники с серыми от панического ужаса лицами вполголоса взволнованно переговаривались на танжерском диалекте. И тогда ветер усилился, окружая их плотным облаком пыли, словно непроницаемой стеной, за которой все было чисто в этот спокойный вечерний час.

Прорицатель пристально и тревожно посмотрел на центуриона:

— Теперь ты веришь?

Тот не ответил и бросился бежать за таинственным незнакомцем, который то пропадал, то снова появлялся из облака песка, поднятого перед ним ветром. Вдруг Макру показалось, что он разглядел его — темное пятно в эпицентре вихря.

Центурион протянул руку, чтобы схватить незнакомца за плечо, заглянуть в глаза и заставить заговорить на любом языке, но пальцы сжали лишь пустой плащ, висевший на палке, воткнутой в землю, оболочку, оставленную среди песка мистическим существом. Фульвий Макр в ужасе отшвырнул плащ, словно дотронулся до отвратительной твари, а свист ветра тем временем все больше походил на стоны боли. Центурион в смятении вернулся к своим товарищам. Он сел верхом на лошадь и, пришпорив ее, двинулся на запад, догоняя отряд, который вскоре показался впереди: люди стояли шеренгой на гребне бархана, четко вырисовываясь в сиянии красноватого света, и что-то разглядывали.

Макр спешился, поднялся на вершину холма, прошел сквозь ряды своих людей и понял, куда они смотрят. Перед ними высилось одинокое здание, нечто вроде цилиндрической башни с куполом. Стены таинственного строения были гладкими, словно из бронзы, — без изображений, орнамента и надписей, — только этот странный красноватый свет, пятнавший песок, словно кровь. У подножия башни виднелась арка, ведущая внутрь, где все тонуло во мраке.

Центурион разглядывал строение, ошеломленный и сбитый с толку.

— Сейчас уже ночь, — наконец сказал он. — Мы разобьем лагерь здесь. Никому не отлучаться без моего разрешения и ни под каким предлогом не подходить к этой… к этой штуке.

Лагерь погрузился во мрак, и даже странное сияние погасло. Загадочное строение казалось теперь всего лишь темной массой, утопающей в ночи. Единственный свет исходил от костра, который зажгли двое часовых, чтобы согреться: ведь к середине ночи холод только усилится.

Этрусский прорицатель тоже не спал и пристально смотрел на основание здания, где угадывался вход. Он покрыл себе голову, словно умирающий, и вполголоса мрачно и печально пел под звон систра. Мавританские проводники, убедившись, что все спят, а часовые сидят к ним спиной, пробрались к своим лошадям и неслышно растворились в темноте. Часовые переговаривались, разглядывая черную массу башни.

— Может, мы уже добрались до земли черных цариц, — сказал один.

— Очень может быть, — ответил другой.

— Ты когда-нибудь видел что-то подобное?

— Нет, никогда. А я многое повидал, служа в своем легионе.

— Что это такое, интересно?

— Не знаю.

— По-моему, это гробница, а что ж еще? Гробница, доверху набитая сокровищами, как это принято у варварских народов… Так оно и есть, говорю тебе. Вот почему центурион запрещает туда входить.

Его товарищ промолчал, хотя и понимал, что от него ждут одобрения. Ему была отвратительна сама мысль осквернять гробницу, к тому же он боялся, что та защищена каким-нибудь проклятием, которое потом будет преследовать его всю жизнь.