Пока она стояла в ожидании своих спутников, ледяной ветер, свистевший в распахнутых окнах, подкатил к ее ногам несколько смятых пергаментов.

Бинабик рысью вылетел из-за угла.

— Я не хотел вашего ожидания, — сказал он. — Я останавливался только потому, что увидел это. Я думаю, они приходили через окно. — Он протянул ей три стрелы, больше похожие на человеческую работу, чем стрелы норнов, которые она подобрала раньше.

Мириамель не раздумывая взяла их и опустила в мешок, рядом с Белой стрелой Саймона и черными стрелами, которые подобрала в подземных туннелях.

Даже теперь у нее было меньше стрел, чем хотелось бы, но все-таки она с облегчением сознавала, что, если дело дойдет до этого, она дорого продаст свою жизнь.

Посмотрел бы кто на меня! — удивлялась Мириамель. Миру пришел конец, Судный день наступает, а я собираюсь играть в солдатиков.

И все-таки это лучше, чем позволить ужасу овладеть собой. Она чувствовала, как он нарастает внутри нее, и знала, что будет побеждена им, если потеряет самообладание хотя бы на миг.

— Я не ждала. — Она оторвалась от стены. — Просто пыталась убедиться, что знаю дорогу. В этом месте всегда было легко запутаться, а теперь разобраться почти невозможно. И дело не только в этом… — Она махнула рукой в сторону обломков мебели, призрачных обрывков пергамента и сбитых с петель дверей, валявшихся поперек коридора. — Есть и другие перемены, которых я понять не могу. Но теперь мне кажется, что я знаю. С этого места мы должны идти тихо — ветер не ветер, но мы уже почти дошли до часовни, а это совсем рядом с башней.

— Кадрах сейчас будет приходить, — сказал тролль, как будто это ее волновало.

Мириамель поджала губы:

— Я его не жду.

Если он может идти с нужной быстротой — что ж, это его дело. Она помедлила немного, потом вытащила одну стрелу из своей сумки. Приготовившись к бою, принцесса двинулась по узкому коридору. Бинабик оглянулся и поспешил за ней.

— Он получал совершенно аналогичные мучения с нами, Мириамель, — сказал тролль. — А может быть, очень большие. Кто может знать, что мы бы проделывали под пытками Прейратса?

— Я не могу сосчитать, сколько раз он обманывал меня. — Мысль о его предательстве жгла ее с такой силой, что на какое-то время Мириамель даже перестала испытывать страх. — Одно слово правды о мечах и о Прейратсе могло бы спасти всех нас.

У Бинабика было несчастное лицо.

— Пока что мы не потеривали все.

— Пока нет.

Кадрах догнал их в прогулочном коридоре капеллана. Монах ничего не сказал — возможно, отчасти потому, что задыхался, — и пристроился за троллем. Мириамель позволила себе бросить на него ледяной взгляд.

Когда они подошли к двери, на мгновение Мириамели показалось, что она видит бледное пламя, бегущее по стенам. Она попыталась не закричать, когда на несколько страшных секунд у нее возникло ощущение, что кто-то разрывает ее на части. Когда это ощущение исчезло, она не почувствовала себя полностью прежней. Прошло время, прежде чем она смогла заговорить.

— Часовня… на другой… стороне. — Несмотря на непрекращающийся вой ветра за стенами, Мириамель говорила шепотом. Ужас внутри нее пытался вырваться наружу, и ей пришлось собрать все свои силы, чтобы удержать его на месте.

Необычно бледный Бинабик широко раскрыл глаза; Кадрах казался больным, лоб его покрылся потом, глаза лихорадочно блестели.