Мириамель закричала без слов и подняла руки. Саймон скорее почувствовал, чем увидел, как что-то со свистом пронеслось мимо него.

Оперенное белое древко торчало из груди Элиаса.

На секунду глаза короля снова стали глазами человека и его взгляд встретился со взглядом Мириамели. Потом лицо его исказилось, рев, громче любого грома, вырвался из раскрытого рта короля, и Элиас опрокинулся назад, в темноту. Рев превратился в громкий, разносящийся эхом вопль, которому, казалось, не будет конца.

На короткий миг Саймон ощутил невозможно холодное нечто, царапающееся там, где кровь дракона вошла в него, чтобы найти убежище в нем, поскольку прежний приют был потерян. Голод этого существа был всепоглощающим и безнадежным.

Нет. Тебе нет здесь места. Мысль Саймона эхом повторяла слова Бинабика.

Цепляющееся существо упало с беззвучным воплем.

Языки пламени поднимались вверх там, где стоял король. Ужасная холодная тьма была в их центре, но, пока Саймон в страхе следил за этим, она начала распадаться на мечущиеся тени. Мир снова накренился, и башня содрогнулась. Сверкающий Гвоздь пульсировал в его руке, потом растворился в черном вихре. И вот уже в руке Саймона была только пыль. Он поднес к лицу дрожащую руку, чтобы получше разглядеть сыпучий порошок, потом остановился, потрясенный.

Он снова мог двигаться!

Кусок камня с потолка над головой упал около него, осыпав брызгами осколков. Саймон сделал неуверенный шаг. Колокольня была охвачена пламенем, как будто горели сами камни. Один из почерневших колоколов вывалился из связки под потолком и рухнул на пол, пробив дыру в каменных плитах. Смутные фигуры метались вокруг него, их движения были искажены стенами пламени.

Чей-то голос звал его по имени, но он стоял в самом центре огненного хаоса и не знал, куда повернуть. Вихрящееся небо появилось в неровном отверстии над его головой, когда упал еще один камень. Что-то ударило его.

13

СПРЯТАННЫЕ ОТ ЗВЕЗД

Тиамак стоял, переминаясь с ноги на ногу, и ждал. Герцог терпеливо выслушал двух тритингов, потом кивнул и ответил; они повернулись и ушли к лошадям сквозь тающий снег, оставив герцога и вранна одних у огня. Когда Изгримнур поднял глаза и увидел посетителя, он сделал все, что мог, чтобы улыбнуться.

— Тиамак, ты почему там стоишь? Милость Эйдона, парень, садись. Грейся. — Герцог попытался изобразить приветственный жест, но повязка на руке помешала этому.

Тиамак подошел, хромая, и сел на бревно. Некоторое время он молча держал руки над огнем, потом сказал:

— Изорн… Мне так жаль…

Изгримнур отвернулся, глаза его покраснели, и он стал смотреть через туманный берег на Кинслаг. Прошло много времени, прежде чем он заговорил:

— Я не знаю, как скажу моей Гутрун. Ее сердце будет разбито.

Молчание затягивалось. Тиамак ждал, не зная, следует ли ему сказать что-нибудь еще. Он знал Изгримнура гораздо лучше, чем его высокого сына, с которым говорил только однажды, в шатре Ликимейи.

— Не он один погиб, — сказал наконец Изгримнур и потер переносицу. — И осталось немало живых, о которых надо позаботиться. — Герцог поднял ветку и бросил ее в огонь, потом яростно моргнул. Слезы блеснули в его глазах. Молчание снова затянулось, становясь почти пугающим. Потом Изгримнур нарушил его: — Ах, Тиамак, почему не я? У него вся жизнь была впереди. А я старик. Моя жизнь прожита.

Вранн покачал головой. Он знал, что на этот вопрос не было ответа. Никто не может проникнуть в помыслы Тех, Кто Наблюдают И Творят. Никто.

Герцог провел рукавом по глазам, потом откашлялся.

— Хватит. Время оплакивать у нас еще будет. — Он снова повернулся к Тиамаку, и вранн понял, что Изгримнур прав.