– Все они не более чем тупые животные, – насмешливо объявил Омниус.

– Животные не умеют плести заговоры, замышлять бунты и обманывать, – ответил на это Эразм. – Эти рабы больше не кажутся мне покорными. Я обнаруживаю семена бунта даже здесь.

– Никакой бунт не будет успешным на Коррине, – произнес голос Омниуса.

– Никто не может знать всего, дорогой Омниус, – даже ты. Вот почему мы должны всегда оставаться любопытными. Я могу оценить поведение толпы, но для меня остается загадкой поведение каждого данного человека. Я никогда не знаю, что он сделает в следующий момент. Это в высшей степени дерзкий вызов нашему машинному разуму.

– Самоочевидная истина заключается в том, что люди представляют собой клубок противоречий. Никакая модель не может надежно описать их поведение.

Эразм посмотрел на бараки рабов.

– Однако они все же являются нашими врагами, и мы должны научиться понимать их. Только так мы сможем обеспечить наше господство.

Робот ощутил внутри себя странный всплеск сенсорной стимуляции. Гнев? Подавленность? Подчиняясь внезапному импульсу, он сорвал небольшой колокол, висевший под шатром башни, и швырнул его на пол. Колокол издал неприятный звук. Робот определил этот звук как противный.

– Зачем ты сломал колокол? – спросил Омниус. – Я никогда не видел, чтобы ты раньше совершал такие бессмысленные поступки.

Эразм продолжал анализировать свои ощущения. Ему приходилось видеть, как люди совершают подобные поступки, подчиняясь всплеску эмоций, и устраивают полный беспорядок по этой причине. Однако, со своей точки зрения, Эразм не испытал никакого удовлетворения.

– Это был один из моих экспериментов.

Эразму предстояло еще многое постичь в процессе поиска знаний о сути человеческой природы, каковые он намеревался использовать в качестве трамплина, пользуясь которым машины смогут безмерно увеличить свою сложность и достичь зенита своего существования. Своими сильными стальными пальцами он ухватился за перила башни, выломал кусок и бросил его на землю.

– Я все объясню тебе позже.

Понаблюдав еще немного за поведением рабов, Эразм снова обернулся к экрану.

– Будет не мудро истреблять людей. Вместо этого их надо жестокими мерами принуждения загнать под ярмо и сломить их волю и способность к сопротивлению.

Всемирный разум, которому дебаты с Эразмом всегда доставляли истинное удовольствие, испытал настоящую радость, найдя изъян в его рассуждениях.

– Но если мы так поступим, Эразм, то не изменим ли мы этим то фундаментальное свойство людей, которое ты так ревностно стремишься изучать? Не повлияет ли в данном случае наблюдатель на исход опыта?

– Наблюдатель всегда влияет на исход опыта. Но я бы предпочел немного изменить объект исследования, нежели уничтожать его. Я приму окончательное решение в зависимости от того, как будут вести себя корринские рабы.

Помолчав, Омниус наконец изрек:

– Я не понимаю тебя, так же, как не понимаю людей.

– Я знаю, Омниус, и в этом всегда была твоя главная слабость.

Робот с вожделением посмотрел на бараки и загон, откуда охранные роботы продолжали вытаскивать раненых и трупы убитых. Эразм думал о том, сколь многим замечательным вещам научился он у этого интереснейшего биологического вида и сколько нового он еще откроет, если ему предоставят такую возможность. Коллективная жизнь этих существ висит над темной бездонной пропастью на тонкой нити, и Эразм попробует поддержать их. Он не сдаст людей так легко.

Он вдруг обнаружил, что за время его отсутствия на светлой стороне виллы родились еще две пары близнецов. Как всегда, перед ним была масса открытых возможностей.