Самое тяжелое, что ему выпадало, — повторные операции после рецидивов. Но и с этим Денис прекрасно справлялся. «Верный глаз и твердая рука», — не без доли отцовской гордости шутил над ним Валентин Денисович.
У которого, к слову сказать, счет летальных случаев шел уже десятками. Но для нейрохирурга с тридцатипятилетним стажем и несколькими командировками в места боевых действий и серьезных природных катастроф — не так уж и много.
А вот Денису повезло. И он не собирался ничего менять в своей профессиональной деятельности. Зачем что-то менять, если человек на своем месте. Ставка в поликлинике, полставки в стационаре, консультации в двух частных клиниках — более чем достаточно. И для кармана, и для души.
Спустя полтора часа Геннадия Игоревича увезли в палату, а Денису сообщили, что его спрашивала дочь Зеленского. Барышня явно не собиралась ничего снимать с личного контроля. А впрочем, это нормально. Дочь должна переживать за отца. Кивнув анестезиологу, Дэн вышел из операционной.
* * *
Холл в отделении был отлично оборудован — все для родственников и друзей: мягкие кресла и диваны, телевизор, кулер с водой, автоматы с кофе. Абсолютно все, даже вежливый персонал за стойкой. Вот только люди в этом холле по большей части бледные, нервные и часто глядящие на настенные часы. Ждущие окончания операции.
Оля не была исключением. Уже три кофе, стрелка на циферблате движется медленнее обычного, зато телефон разрывается. Оно и понятно: рабочий день.
— Ольга Геннадьевна, звонили из типографии, сказали, что не успевают выполнить заказ к сроку.
— Ольга Геннадьевна, тут ручки с логотипами для банка привезли без сопроводительных документов. Брать?
— Ольга Геннадьевна, звонил тот противный мужик, требует макет сегодня, а у нас свободных дизайнеров нет.
И Ольга Геннадьевна отвечала. Принимала решения, давала распоряжения, пила еще кофе, а стрелка почти не двигалась.
По телевизору шло дневное шоу, которое смотреть было невозможно, глаза начали искать пульт для переключения канала, но тут в коридоре показалась знакомая фигура врача. Он был в зеленом хирургическом костюме, но уже без головного убора. Увидел Олю и словно выделил ее взглядом из группы ожидающих. Она тут же поднялась со своего места — устремилась к нему. И сердце стало стучать, словно выпито не три стакана, а тридцать три.
Почему у врачей всегда такие непроницаемые лица? Что там? Как там? Как все прошло?
Наверное, все это было очень четко написано на ее лице, потому что Денис Валентинович без лишних предисловий сказал:
— Все прошло отлично, ваш отец уже в палате. Завтра можно будет прийти в часы посещений. Номер палаты — шестнадцать.
Все прошло отлично. Главная новость, после которой немного поплыло перед глазами, и Оля на мгновение прикрыла веки. Как же страшно было услышать первые слова. Конечно, операция штатная, конечно, оборудование современное, конечно, доктор лучший, и все же… всегда остается процент неудач. И поэтому — страшно. И ладони мокрые.
— А сегодня нельзя?
Она знала, что нельзя, но… вдруг? Чтобы удостовериться самой.
— Он сейчас отдыхает. И в ближайшую пару часов, — хирург посмотрел на часы, — его лучше не беспокоить визитами. А потом уже отделение закроется для посетителей.
— Да, конечно, — Оля понимающе кивнула головой.
И почему-то снова почувствовала безотчетное желание пожать ему руку. Поблагодарить. Но в коридоре это было еще более неуместно, чем в кабинете. Поэтому осталось только одно слово:
— Спасибо.
— С ним все в полном порядке, честное слово, — уверил он.
И в этих словах проскользнуло вдруг что-то человеческое. |