Денис Валентинович взгляд понял и подтверждающе кивнул:

— Добрый день. Передаю из рук в руки.

— Пост принял, — слова у Оли сорвались сами собой.

— Пост сдал, — тут же последовал ответ и жест руками — словно что-то взял и протянул ей.

Совершенно не врачебный точно. Человеческий жест. И даже улыбка — тоже не врачебно-профессиональная. А какая-то… открытая.

Впрочем, об улыбке она вспомнила позже, а в тот момент быстро перевела взгляд на отца, который, торопясь домой, поднялся на ноги и засобирался-засуетился. Оля отобрала у него сумки и вместо них вручила плащ. Это послужило причиной спора.

— Женщинам не позволено носить сумки! Верни обратно.

— Больным не положено тем более.

— А я не больной.

— А я не женщина — я дочь. Дочери можно, давай спросим у Дениса Валентиновича.

В итоге оба уставились на специалиста по больным и их родственникам. А у специалиста, как назло, зазвонил телефон, поэтому Оля во второй раз сунула папе плащ, взяла сумку, и, когда краткий телефонный разговор завершился, отец и дочь хором произнесли:

— Спасибо, доктор, до свидания.

Денис Валентинович окинул их взглядом, ничего не ответил — вместо этого подошел к стулу и взял еще одну сумку, о которой спорящие забыли в пылу дебатов.

— Есть примета, — сказал он, — если оставишь что-то в больнице, то обязательно сюда вернешься. Не то чтобы я не рад был вас видеть, Геннадий Игоревич, но лучше вне больничных стен.

Постоял с сумкой в руках, помолчал, а потом добавил:

— Попросить санитара проводить вас с вещами до машины?

— Не стоит, пакет легкий, — ответила Оля и протянула руку.

Вернее, они оба протянули руки: отец и дочь. Но выбор врача оказался в пользу дочери, и через секунду сумка была у Оли.

А дальше — снова слова благодарности и прощания, потом лестница вниз, холл и диалог медсестер, который Оля услышала совершенно случайно, пока отец надевал плащ.

Медсестры были молоденькие и хорошенькие. Одна из них хохотала.

— Рассказывай давай.

— Ну что, Светуля не оставляет попыток склонить доктора Батюшко к внеслужебным отношениям.

— Настойчивая. Что на этот раз?

— Напялила на голую грудь халат на пару размеров меньше своего. Для пущей убедительности верхнюю пуговицу отрезала. И пошла к Денису Валентиновичу якобы по служебной надобности. Это кино и немцы, я чуть анализы не уронила, когда увидала эту красоту. Она ему то один вопрос, то другой, то так повернется, то эдак. А он все отвечает и отвечает. И смотрит ей в лицо. В лицо, понимаешь, в лицо! Ну, Светольда не вытерпела, груди свои пятого размера лапками прикрыла. «Ой, у меня пуговица оторвалась, надо пришить». А он так медленно посмотрел — сначала в вырез халата, потом в глаза. Руки сложил на груди своим фирменным жестом — ну знаешь, как он степень нарядности показывает. И говорит в своей обычной манере: «На вашем месте, Светлана Анатольевна, я бы пришил пуговицу на лоб».

Медсестры хохотали теперь вдвоем.

— Сколько уже Денис Валентинович осаду держит?

— Года два, по-моему.

— А Светка все никак не может смириться, что фейсконтроль у доктора Батюшко не прошла.

— А мы прошли! — довольно переглянулись сотрудницы больницы, еще немного похихикали и побежали по своим делам.

Оля очнулась, только когда почувствовала прикосновение к своему плечу.

— Ну что, дочка, пошли?

— Что? Да, конечно. Пошли.

Эта пуговица на лбу не оставляла мысли всю дорогу до дома.