Изменить размер шрифта - +
Вход в изолятор отдельный, с лестницы, и не сразу в палату, а в тамбур, и еще один вход, из общего отделения обсервации, тоже с санитарным шлюзом — через него заходят врачи.

Для многих дежурных сотрудников родильного дома изолятор становится настоящим любовным гнездышком. Вспоминая добрым словом профессора Эрнеста Мельцера, придумавшего изоляторы, сотрудники уединяются там со своими возлюбленными и на некоторое время забывают о работе и связанных с ней проблемах. Особенно ценится отдельный вход: можно встречаться не только с коллегами, но и пригласить на свидание кого-нибудь еще. Тайные гости проходят пост охраны как обычные посетители, поднимаются по лестнице — и вуаля.

Разумеется, все это происходит лишь тогда, когда изолятор пуст — а так бывает чаще всего. Даже в огромной Москве не так много беременных с особо опасными инфекциями.

Ключ от изолятора ценится в роддоме не меньше, чем камергерский ключ при дворе. Ключ можно получить от старшей акушерки обсервационного отделения, от заведующего или от одной из двух постовых акушерок — если, конечно, они благоволят к просителю.

Вообще-то врачи и акушерки не особенно жаждут работать в отделении обсервации. Их можно понять — во-первых, инфекции делают их работу более тяжелой и хлопотной. Больше возни с обследованием и подтверждением диагноза, больше осложнений, больше возможностей получить нагоняй от начальства. Да и контингент не самый приятный — чего только стоят беременные без определенного места жительства, поступающие с улицы… Хорошо, если такие особы, родив, благополучно покидают роддом вместе с чадами. Но бывает и хуже.

Бригада «скорой» привезла в отделение совсем юную роженицу с отошедшими водами. Как часто бывает — без документов, без вещей и без сопровождающих. Женщине в родах ни один роддом не вправе отказать в госпитализации, несмотря на отсутствие паспорта, полиса и тем более сопроводительного листа «скорой помощи» или направления женской консультации.

При поступлении женщина назвалась Галиной Часовенной, девятнадцати лет от роду, гражданкой Украины, постоянно проживающей в городе Мелитополе. В Москву она якобы приехала к тетке, работавшей продавцом на выхинском рынке. Адреса и телефона тетки Галина не помнила. Свой мелитопольский адрес она тоже «забыла». Мобильного телефона у нее не было. О таких вещах, как родовой сертификат или, к примеру, полис обязательного медицинского страхования, Галина и понятия не имела. Так же, как и о обменной карте — главном документе любой беременной.

— Все ясно, — подвел итог ординатор второго года, дежуривший по приемному отделению и с легким упреком сказал врачу «скорой»: — Таких, коллега, обычно принято везти в роддом при сто тридцать шестой больнице.

Сто тридцать шестая городская клиническая больница, расположенная в Измайлове, негласно специализировалась на бомжах и асоциальных элементах. Впрочем, и обычных пациентов там хватало: больница многопрофильная, большая — полторы тысячи коек. Всякий народ лежит и лечится.

— По забитым дорогам с отошедшими водами? — удивился коллега со «скорой помощи». — Чтобы она у меня в машине родила? Отвезите сами, если приспичило. Телефон вызова такси подсказать?

Ординатор понял, что сморозил глупость, и даже покраснел от смущения. Он очень добросовестно и досконально осмотрел поступившую, особенно тщательно поискав вшей и чесотку, не нашел ни того, ни другого, вздохнул, расписался в принятии пациентки и отправил истошно вопящую Галину рожать в «обсервационный» родовой зал.

Она родила на удивление быстро и легко. На свет появилась здоровая, хоть и не очень крупная девочка. По шкале Апгар ребенок получил девять баллов, «пятерку» с минусом в переводе на школьный язык, ведь максимальный балл по этой шкале равен десяти.

Быстрый переход