Изменить размер шрифта - +
Автор – профессор Кащенко. Серьезнейшее сочинение... «Крысы и их заместители». Почти басня господина Крылова... Кстати, Иван Андреевич Крылов был нашим сотрудником, много лет Библиотеке отдал. Я, когда вспоминаю это исследование о крысах, вспоминаю и директора нашего – товарища Косого Владислава Николаевича. Он к нам попал с партийной работы. Был в свое время вторым, кажется, секретарем Куйбышевского райкома капээсэс... И все свое номенклатурное, извините за выражение, дерьмо он принес с собой. Человечек откровенно хамоватый и трусливый. Когда входил в административный раж – краснел, кричал и только что ногами не топал... Да. «Крысы и их заместители». Очень глубокое название. Но в нашей библиотечной стенной газете его сравнили с зайцем. Газета у нас хорошая выходила, очень острая. Вот в ней-то и был стих... Увы, не вспомню дословно, но смысл таков: ранее в Библиотеке водились благородные олени, а нынче они выродились в зайцев. Я уже говорил вам, молодой человек, что Библиотека не очень любит всякого рода номенклатурщиков. Помните?

– Да, помню.

– Вот вам нагляднейший пример. Двадцать третьего мая девяносто пятого года мэр Собчак осчастливил нашу Библиотеку. Подарил нам свою очередную книгу. Ну-с, по этому поводу собралась огромная, как нынче принято говорить, тусовка. Тьма подхалимов, телевидение, кажется, было... Крысы и их заместители... Эпохальное событие! Наш товарищ Косой с номенклатурным восторгом приветствует мэра-демократа и большого писателя Собчака. Фурор! Восторг! Волнуются небесные сферы... А Библиотека возмутилась! Она не приняла дара Собчака. Не захотела.

– Я не понял. Что вы, Виталий Моисеевич, хотите сказать?

– А все очень просто, голубчик. В тот самый момент, когда наш трусливый зайчишка пел оду отцу русской демократии, в журнальном фонде разорвалась труба парового отопления. Это был плевок! Да, юноша, плевок, пощечина, вызов. Вот так!

– Виталий Моисеевич, – сказал я, – но -трубы лопаются не только в Публичке... не хотите же вы сказать...

– Именно! Именно это я и хочу сказать: Библиотека – это разум, коллективный разум писателей, читателей и нас, книжных червей. Не зря же она прощается с нами, когда пора нам уходить.

Последние слова Виталий Моисеевич произнес тихо, грустно. Что-то изменилось в нем неуловимо. Я хотел спросить, но не успел. Собственно, я даже еще и не сформулировал: а что же хочу я спросить?

Хилькевич посмотрел мне в глаза и сказал:

– Я слышал шаги.

– Шаги?

– Да, шаги. Иногда в наших залах слышны шаги. Знаете, что это означает?

– Н-нет, – ответил я. Отчего-то мне стало не по себе. Как будто сквозняком потянуло...

– Шаги в пустых залах слышны незадолго перед смертью кого-либо из старых сотрудников.

Я хотел что-то сказать... Господи, что же я хотел сказать? Я хотел сказать что-то, но вдруг засвистел чайник. Чайник засвистел, Виталий Моисеевич вздрогнул... Вздрогнул, встрепенулся и сказал с улыбкой:

– Нуте-с, вот и чаек. А то я вас совсем по-стариковски заморочил. Давайте пить чай... Вот только сахар у меня весь вышел.

Долго мы еще сидели и пили несладкий чай, и старый книгочей рассказывал, рассказывал, рассказывал. О Библиотеке, о книгах,о сотрудниках... Я не записывал и, разумеется, многое забыл. О, как много я забыл... Прощаясь, я попросил разрешения зайти к Хилькевичу в Библиотеку. Да, конечно, согласился он, буду весьма рад... обязательно приходите. Я вам много интересного смогу показать. И с интереснейшими людьми познакомлю.

Позвонить старому книгочею я смог только спустя неделю. Раньше не давала работа. Я позвонил, договорился о том, что зайду завтра.

А назавтра... Назавтра в назначенный час я вошел в вестибюль Публички, свернул в коридор и сразу же встретился глазами с Хилькевичем.

Быстрый переход