– Порядок! – сообщил я и как напутствие проговорил: – Не спеши. Тушин к обрыву – низину на прицел. Ляпин, на страховке.

Тот кивнул и, перехватив тянувшийся за Прищепой фал, стал потихоньку стравливать его вслед за медленно опускавшимся вниз Александром. Крученый капрон сразу же впиявился в темную кору дерева, оставляя в ней узкую, увлажнившуюся полосу. Я стоял рядом, готовый в любой момент, случись что непредвиденное, ухватить лежавшую на земле часть веревки, но пока Илья неплохо управлялся и сам. Упершись ногами в землю, он потихонечку стравливал веревку вниз. Наконец веревка прослабла, я шагнул было к обрыву, чтобы убедиться в благополучном спуске, но этого не потребовалось. Наблюдавший за низиной Тушин, наверное, краем глаза заметив мое движение, поднял левую руку с оттопыренным вверх большим пальцем: «Все нормально». Веревка тут же поползла вверх. По слегка взгрустнувшему лицу Григория Ляпина я понял, что, несмотря на то что спускался Прищепа на ногах, вес страхующему все же приходилось удерживать порядочный. Трение о ствол бука оказалось не таким, как я рассчитывал, фал скользил по его ровной коре, не встречая особого сопротивления. Да уж, бук – это отнюдь не наш шершавый дуб.

– Становись сюда! – Махнув рукой, я подозвал Баранова. Теперь место страхующего было расположено так, что фал огибал собой две трети дерева. И спуск продолжился.

Боец спускался за бойцом, я по-прежнему проверял правильность завязывания булиней. Вскоре на краю обрыва оставались лишь я, готовившийся к спуску фешник, мой первый радист Каретников, Батура, только что спустивший вниз рядового Кудинова, Юдин и остальные бойцы тыловой тройки – Эдик Довыденко и Алексей Гаврилюк, прикрывавшие спуск группы. Совершенно неожиданно послышались чьи-то поспешные шаги. Это приближался кто-то из них – из ребят охранявшего наш тыл дозора. Но ведь я их пока не вызывал, значит…

– Командир, «чехи»! – тревожным шепотом сообщил продравшийся сквозь ветки шиповника Довыденко. – Четверо.

– Черт, как не вовремя!

Это я произнес вслух, а про себя подумал, что вот ведь как бывает: ищешь, ищешь, засады устраиваешь, а противник как сквозь землю проваливается. А тут когда столь неудачный момент – позиция на склоне – что не есть хорошо, и почти вся группа вообще под обрывом, оба-на, они тут как тут! Вот паскудство! А этих – в смысле «чехов», всего четверо ли? Если четверо, проблем нет, если больше… им же хуже! (Не то чтобы я такой самоуверенный, но надо же самому себе придать бодрости.)

– Батура, – больше руками, чем звуками, – предупреди наших, пусть рассредоточатся, – приказал я и, повернувшись к пулеметчику, одним движением губ выдохнул: – К бою! – Довыденко начал разворачиваться, чтобы вернуться на оставленную позицию. Я вознамерился двинуться следом, но…

– Не стрелять, пропустить! – жестко воспротивился моим намерениям стоявший в шаге от меня фешник. Я метнул взгляд в его сторону. На лице Тарасова не было ни страха, ни растерянности, ни сомнения в правильности своих действий. Именно поэтому я промедлил лишь одну долю секунды, прежде чем сделать выбор.

– Хорошо, – удовлетворенно хмыкнул фешник.

Я же, придержав Довыденко за руку и наклонившись почти к самому уху, напомнил:

– Без команды огня не открывать! – Зачем я это сказал, даже не знаю, ведь все было понятно и так.