При виде ребенка у него начинают шевелиться волосы на ушах.

— Где вы это выловили?

Фелиция торопится посадить малыша на палас и дает ему в качестве игрушки шинковку для овощей.

— Обменная валюта! — говорю я. — Возможно, нам придется махнуть этого ангелочка на твою китообразную. Обмен, конечно, неравноценный: похитители сильно проигрывают в весе, но зато получают возможность шантажировать его папашу!

— Ни фига не понял! — сознается Берю.

В этом признании для меня нет ничего удивительного. Я смотрю на своего подчиненного и улыбаюсь.

— Зато я кое-что понимаю.

— Что именно, Сан-А?

— Ты относишься к отряду копытных!

Он колеблется, хлопает ресницами, но потом замечает мой серьезный вид, решает, что я не шучу, и обижается:

— Продолжай, не стесняйся, — воспаляется Толстяк, — мою мать звали Уперси — помнишь ослицу в цирке Амара, а отца Чугунный лоб… Умом я пошел в родителей…

Вовремя вмешивается Фелиция.

— Хотите, я вам наполню ванну? — спрашивает она с надеждой в голосе. — Вам станет значительно лучше.

(А уж нам как лучше!)

Берюрье беспомощно вертит головой, будто его глаза внезапно перестали функционировать. Ванна! Последнее купание в его жизни возносится к 19.. году, да и то в сточной канаве, куда он свалился случайно.

— Большое спасибо, — произносит он наконец, — и так хорошо, я совершал туалет позавчера.

В отличие от него парикмахер, не выдавивший из себя до сих пор ни слова, решает рискнуть…

Проводив цирюльника к омовению, Фелиция бросается в кухню. Похоже, несмотря на долгую варку, свинина еще вполне съедобна. Эта новость нам очень по душе.

— Я сделаю молочную кашку для маленького, — говорит маман, когда мы все садимся вокруг аппетитно пахнущего блюда.

— Думаешь, надо?

— Наверное… Он такой милый, тихий, очаровательный…

Берю давит непрошеную слезу вместе со щекой.

— Налейте мне скорее вина, — умоляет он. — Я не завтракал и чувствую себя разбитым.

Выплеснув в глотку дозу «Сент-Амура», он заметно оживляется:

— Итак, на чем мы остановились?

— Я как раз терзался тем же вопросом, представляешь?

— Ну и что ты себе ответил?

— Я снова совершил путешествие за горизонт. Взгляд, устремленный на голубые хребты Вогезов, вот что лучше всего успокаивает…

С появлением новых элементов в деле я могу подвести некоторый итог следующего содержания:

— Мамаша Один Таккой приехала во Францию не измерять Эйфелеву башню и не считать картины в Лувре, а похитить малыша.

Я указываю на Джимми, тихо играющего с занавесками маман. Теперь они будут с бахромой.

— Как можно быть такой жестокой! — жалостливо произносит моя добрая Фелиция.

— Относительная жестокость! — не соглашаюсь я. — Она его, между прочим, доверила специальному заведению, самому что ни на есть шикарному!

— Но подумай о несчастной матери малыша.

— Я как раз собирался об этом сказать. После похищения несчастная мамаша не забила тревогу, не поставила на уши охранников. Она лишь сделала подмену, положив в коляску сына уборщицы.