А я — идеальный работник. Денег не требую, только жилье и доступ к машине, которую Ильич отвратительно водит.

— Зайди! — крикнул в окно Ильич. Он сидел один в кабинете, с несчастным лицом. Ильич — человек без «особых» примет. Средний вес, рост, возраст, а лицо с третьего раза не запомнишь.

— Как ты мог так опозориться?

— Я ж не знал. Думал, новенький.

— …ть, — шеф был самозабвенный матершинник.

— Я тут машину разбил, — заинтересовался я его упражнениями.

— …ть. Ты ж вчера только за руль сел…ц!

— Сделаю, лучше новой будет. Какая-то дура зад помяла, когда на светофоре стоял.

— Деньги стряс?

— Ей самой бы кто помог. Сам сделаю, только краску куплю.

— Иди, рыцарь…ый.

Я и ушел. Купил два пакета геркулеса на ужин. Для меня в еде главное не качество, а количество.

Но этот чертов денек не кончился. Еще саднила щека от пореза опасной бритвой, как по пути из магазина, пролезая в заборную щель на территорию школы, я застрял. Вчера не застревал, позавчера не застревал, просто не ленился перепрыгивать. А сегодня вдруг польстился на широкое расстояние между прутьями. И вот сижу как Винни-Пух в норе у Кролика. Втянул живот — без успеха. Рубашку жалко, порвется, а она одна, из прошлой жизни. Я посидел, задумавшись. Ладно, черт с ними, соберут с родаков еще и на новый забор. Раздвинул руками толстые прутья и пошел к сараю. Но и это еще было не все. В кустах что-то шуршало и похрипывало. Пришлось заглянуть. В большом полиэтиленовом мешке, наглухо завязанном, трепыхался щенок. Это детки со шприцами развлекаются. Кажется, у него уже конвульсии. Я развязал мешок, щен похрипел еще немного и задышал ровнее. Будешь Арон, если выживешь. Бог войны. Взяв его под мышку, я зашагал к сараю.

Дома щен забился под лежанку. Он был абсолютно белый, крошечный, непонятной породы, с измученным лицом. Его присутствие наполнило мою каморку каким-то живым пульсом, пусть с обидой и болью. У меня тоже «мешок» на голове, и трудно бывает дышать от обиды. И здесь я не по своей воле. Ты маленький и беззащитный, а я громадный и сильный как слон. Но обстоятельства могут быть сильнее самых сильных. Только все равно надо бороться, поэтому дыши сильнее, и лопай кашу. Я поставил на плиту кастрюлю с водой. В школьной столовой я разжился нехитрой посудой, а учитель рисования Татьяна Николаевна щедро отвалила мне из дома два ватных одеяла. Одно я кинул Рону, но он предпочел темный угол под лежанкой. Посмотрим, как ты насчет «хорошо пожрать». Геркулес сварился, и я поставил плоскую металлическую чашку на пол. Щен выполз и начал жадно хлебать еще горячую жижу. Будешь жить, обиженный. И еще поймаешь своих обидчиков за трусливые задницы.

В маленькое окошко поскреблись. Вот и десерт. Интересно, пирог или тортик, русичка или трудовичка? Я открыл дверь и увидел Татьяну, чьи одеяла скрасили мои одинокие ночи. Татьяна женщина скромная: косметикой не пользуется, декольте не носит. У нее большой нос и выразительные темные, грустные глаза. Она живет рядом со школой, конечно, без мужа и с девочкой-подростком, которая учится в нашей школе. Девочка способностями не блещет, а у Татьяны нет денег подкармливать школьные «ремонты», поэтому она за мизерные деньги преподает рисование в младших классах. Иначе ребенку пришлось бы ездить на двух автобусах в школу района «Щ». Мне с Татьяной легко, она свою заботу обо мне маскирует вполне дружескими чувствами, называет по имени-отчеству, хотя старше лет на десять.