|
– Вы этого хотите? – спросил он. – Хочу! Он встал опять. Чем ближе был он к тому, чтобы сказать мне то, что скрывал до сих пор, тем труднее, по видимому, было ему произнести первые слова. – Давайте ходить, если вам все равно, – сказал он. Я молча встала и взяла его под руку. Мы медленно шли до конца набережной. Тут он остановился и произнес первые трудные слова, глядя на поверхность моря, избегая смотреть на меня. – Я не прошу вас верить мне на слово, – начал он. – Собственные слова, собственные поступки этой женщины докажут ее виновность. Как я впервые заподозрил ее, как мои подозрения подтвердились, я не скажу вам, решившись не навязывать вам своих мнений без доказательств. Вспомните то время, о котором я говорил в моем письме, время, когда она проговорилась в саду приходского дома. Сказала ли она, что вы влюбились бы в моего брата, если бы встретились с ним прежде, чем со мной? – Она это действительно сказала, – отвечала я, – но в такую минуту, когда была вне себя и когда я была тоже вне себя. – Вернемся немного вперед, – продолжал он, – к тому времени, когда она пришла вслед за вами в Броундоун. – Была ли она все еще вне себя, когда извинялась пред вами? – Нет. – Вмешалась ли она, когда Нюджент, пользуясь вашею слепотой, заставил вас думать, что вы говорите со мной? – Нет. – Была она в это время вне себя? Я продолжала защищать ее. – Очень может быть, что она сердилась на меня, – отвечала я. – Она великодушно извинялась передо мной, а я отвечала ей непростительной грубостью. Моя защита была бесполезна. Он спокойно повторил мои доводы. – Она сравнивала меня с братом и отдавала ему предпочтение. Она позволила моему брату обмануть вас и не остановила его. В обоих случаях ее поведение, по вашему, объясняется и оправдывается ее горячим характером. Прекрасно. Все равно, согласны мы или нет да сих пор. Прежде чем будем продолжать, нам надо только согласиться относительно одного неоспоримого факта – который из братьев был всегда ее фаворитом? В этом не могло быть сомнения. Я тотчас же согласилась, что фаворитом ее был всегда Нюджент. Даже более, я вспомнила, как сама упрекала ее, что она с самого начала не была справедлива к Оскару. (Замечание. Смотрите в главе шестнадцатой замечание мадам Пратолунго, что вам придется припомнить это обстоятельство. П.) Оскар продолжал. – Не забывайте этого факта, – сказал он. – Теперь перейдем к тому времени, когда мы сидели в вашей гостиной и рассуждали об операции. Нас занимал, сколько мне помнится, следующий вопрос: обвенчаться ли вам со мной до операции или отложить нашу свадьбу до полного излечения. Как высказалась мадам Пратолунго в этом случае? Она высказалась против моих интересов, она поощряла вас отложить свадьбу. Я продолжала защищать ее. – Она сделала это из сочувствия ко мне, – сказала я. Оскар удивил меня, согласившись опять беспрекословно принять мою точку зрения. – Допустим, что она сделала это из сочувствия к вам, – сказал он. – Каковы бы ни были побуждения, результат все тот же. Наша свадьба была отложена на неопределенное время, и мадам Пратолунго отдала свой голос за эту отсрочку. – А ваш брат, – прибавила я, – старался, напротив, убедить меня выйти за вас до операции. Как вы согласуете это с тем, что вы сказали… Он не дал мне докончить. – Оставьте моего брата, – сказал он. – Мой брат был в то время еще способен поступать честно и помнит свой долг относительно меня. Ограничимся пока только тем, что делала мадам Пратолунго. И подвинемся опять немного вперед, к тому времени, когда окончилось наше семейное совещание. Мой брат ушел первый. Потом ушли вы и оставили меня вдвоем с мадам Пратолунго. |
