—    Надеюсь, я ответила на ваш вопрос?

Вытаращив глаза, старик и Мельхиор склонились над поблескивающей золотой монетой: это был золотой флорентийский гульден!

—    За эти деньги вы можете оставаться в моем доме столько, сколько ваша душа пожелает. — Трактирщик расплылся в улыбке, в то время как Мельхиор поедал Магдалену вопрошающим взглядом. — Если угодно, моя жена приготовит вам поесть. Вы наверняка проголодались после долгого пути. Откуда вы прибыли, позвольте спросить?

—    Из Саксонии, — опередил Мельхиор Магдалену, надеясь своей ложью запутать их следы. Магдалена с улыбкой спрятала золотой в подол своего платья.

Позже, когда они сидели за столом, воздавая должное свиным ножкам и кровяной колбасе, вонючему сыру с резким запахом и хлебу грубого помола, и запивали все это майнским вином из глиняных кружек, Мельхиор смущенно поинтересовался:

—    Что ж ты мне не сказала, что у тебя с собой такое богатство?

—    А что бы от этого изменилось? — пожала плечами Магдалена. — У меня до сих пор в голове не укладывается, что ты снова заговорил.

Мельхиор растерянно молчал. Однако от Магдалены не укрылось, что у него дрожали руки. Во время еды он чуть было не подавился. Сейчас Мельхиор, этот высокий и крепкий парень, походил скорее на робкого и стеснительного школяра.

—    Мне очень жаль, — попробовала разрядить ситуацию Магдалена, — я не хотела наседать на тебя. Давай лучше пойдем на площадь и посмотрим на артистов, развеемся!

Выйдя из трактира на улицу, они сразу погрузились в шум и мельтешение черни, обожавшей такие развлечения. Впрочем, даже чинные горожане радовались выступлению барабанщиков, трубачей и воплям зазывал. Один глашатай пытался перекричать другого, доказывая, что его аттракцион — величайший спектакль после того, как Иисус полтора тысячелетия тому назад пятью хлебами и двумя рыбами накормил пять тысяч человек.

Тут и там раздавался женский визг — это свиньи, собаки, кошки и мальчишки терлись в толчее у них под ногами и забирались к ним под юбки, когда искали остатки пищи и отходов, кучами лежавших на площади. Сильно воняло мочой, поскольку ни женщины, ни мужчины не находили ничего зазорного в том, чтобы справить нужду тут же. Вино и водка, которыми маркитантки за один пфенниг потчевали всех желающих из бочонков, делали свое дело.

Почтенные горожане, одетые получше, ходили в сопровождении лакеев, жердями прокладывавших дорогу своим господам и смачно при этом ругавшихся, — к неудовольствию простых людей, отвечавших толстосумам громкими злобными выкриками.

Когда циркачи наводняли город, в нем воцарялся самый настоящий произвол. Шуты были вне закона, преступление, совершенное против них, никем не каралось. В такой вечер, как сегодня, все было дозволено, и можно было не опасаться строгого правосудия.

Магдалена еще никогда не бывала на подобных зрелищах. Да и когда и где она могла на них попасть? В детские годы она ни разу не покидала двор поместья, а в монастырском

затворничестве любой вид народных увеселений считался предосудительным. Бродячие цирковые артисты держались подальше от любых монастырей, понимая, что на них могут спустить собак.

Широко раскрытыми глазами Магдалена следила за трюками ловкого жонглера, который, стоя на винной бочке, подбрасывал в воздух обручи, подхватывал их, не давая упасть на землю, и снова бросал вверх. Неподалеку соорудил себе помост знахарь. Возвышаясь над ротозеями, он на чужом, едва ли кому-нибудь понятном наречии превозносил чудесные эликсиры, редкие травы с магическим целебным действием и змеевидные засушенные корни, которые, как он утверждал каркающим голосом, даже столетним старцам возвращали мужскую силу.