— Ах, да… — Сьент потер лоб, вспоминая обстоятельства бегства принца. — Ты же взял из святилища фамильное кольцо княжны Энеарелли.

— Оно не фамильное.

— Можно взглянуть?

— Надеюсь, сейчас это уже никому не навредит, — пробормотал Райтэ, сняв цепочку и протянув Гончару.

Сьент бросил беглый взгляд на надпись на внутренней стороне колечка.

— Моей королеве… — усмехнулся он и вернул реликвию, потеряв к ней интерес. — Ты прав, оно уже никому не навредит.

"Сказать или нет, что брат императора Кларт никогда не дарил Памеле это кольцо?" — мелькнула мысль. Но Верховный промолчал. Что это изменит, узнай Райтэ, что колечко подброшено Гончарами, когда они задумали грандиозный план под названием "Ардонский лев"? Но откуда у императрицы это кольцо? Впрочем, какая теперь разница, когда давно рассыпался прах участников интриги, да и сама империя.

— …И я могу тебя убить сейчас, — сказал принц, словно не было этого маленького эпизода. — Но я выполню наш договор, Гончар. Десять лет жизни у тебя еще есть.

"Конечно, выполнишь. И все эти годы ты и твои вассалы, сколько бы их ни было, будете вести себя, как шелковые, милый мальчик. А там я что-нибудь придумаю, чтобы ты слегка меня ослушался, и у нас будет еще десять лет. Без дарэйли мне дольше не прожить", — улыбнулся Сьент.

Он все-таки выиграл годы безопасности Сферикала, остановил убийства братьев. Все-таки победил, даже потеряв все. Дарэйли клянутся всей сущностью, это Верховный хорошо помнил, а Райтэ не мог позволить себе радость убить врага, но и самому умереть на полпути к цели. Именно этот расчет остановил руку жреца, когда он смотрел в беззащитную спину принца, отнюдь не благородство или жалость. Да еще, пожалуй, страх, что смерть — не для Смерти. Любая попытка только усилит мальчишку.

— Единственное уточнение, князь Райтегор, — вдруг нахмурился он. — Ринхорта и других пленных мы вернем, но они обращены в камень, и я уже не могу приказать Мариэт оживить их.

— Они возвращены прошедшей ночью по приказу иерарха Ремеса и заперты в Озерной обители, — прошелестел за спиной тихий голос девушки. — Все, кроме Тиона. Он погиб.

Сьент запретил себе оглядываться.

Я смотрел в спину низложенного мной Верховного, и не чувствовал вкуса победы. Моя собственная спина не позволяла. Такой адской боли я не испытывал еще никогда, даже в ином мире в руках палачей-линнери. Куда им до наших Гончаров.

Я еще нашел в себе силы держаться — стоял, опираясь на оба меча, как на костыли, пока фигура всадника не скрылась за поворотом дороги, огибающей холм.

Граднир подошел, подставил плечо. Полсотни дарэйли пытались через него поделиться со мной силой. Может быть, потому я не умер тогда.

Дождался, когда на горизонте появятся крылатые кони. Сквозь огненный туман в глазах смотрел, как они опускаются на склон холма, и со спин спрыгивают шестеро всадников.

Дождался, когда железный чертяка в черных латах подбежит ко мне и облапает за плечи:

— Райтэ!

Лишь тогда я смог выдавить:

— Гончар сказал, что я — дарэйли смерти, Ринхорт.

— И что? — но его глаза помрачнели. — Все темные несут смерть. Эка невидаль.

— Я с ним не согласен. У меня нет потребности убивать.

— И слава Сущему. Значит, не все так просто с тобой.

— Но я продал себя Сьенту в послушники. И стал бескрылым хъёрсом.

— Уже знаю. Он рассказал, когда отпускал нас. Главное — ты жив, мой сюзерен! — он посмотрел на строй дарэйли.