— Я привык драться голыми руками, Райтэ, — дарэйли демонстративно напряг внушительные бицепсы. — Но с тобой я не буду сражаться. Ты освободил нас. И не твоя рука забрала жизнь, а его.

Вот хищный дуболом! Я начал потихоньку закипать:

— А тебе не кажется, мститель, что если бы твоей подруге удалось пленить меня, то вы до сих пор были бы рабами Врона? И остались бы ими до конца жизни.

Хищник в человеческом теле одарил меня мрачным взглядом.

— Ты мне нравишься, принц, который не принц, — криво усмехнулся он, обнажив длинноватый для человека клык. — Прими меня в свой прайд.

Я растерялся. Какой еще прайд? Покосился на Ринхорта, стоявшего с вроде бы окаменевшим лицом, но уголок его тонких губ еле заметно дергался.

Молчавший до сих пор мужчина в пестрых серо-коричневых одеждах, сосредоточенно о чем-то размышлявший, резко вскинул голову, и я узнал круглые янтарные глаза — это был Орлин, птичий дарэйли. Я понял, почему не узнал его сразу: лицо искажала неприкрытая враждебность. Его хриплый больше походил на гортанный клекот:

— Не торопись, Граднир, — Орлин положил тигру ладонь на плечо. — Пусть сначала Райтегор ответит, зачем он уничтожил Потерянных.

— Каких Потерянных? — вмешался Ринхорт, видя, что я онемел. — Мы видели только тех, что спали в хранилище в Гнилой Плеши.

— А мы через несколько часов после того, как вы там побывали, видели только их останки, плавающие в озере крови, — прошипела смуглянка с косичками, похожая на змею.

Когда она рассказала подробности и добавила выводы Верховного, мне резко расхотелось жить.

— Не было никакого приказа, — сказал я. — Да и кто я такой, чтобы приказывать им? Я попытался их освободить, но ничего не получилось. Ничего! Ни звука, ни движения — они оставались, как мертвые. И мы просто ушли.

— Клянусь своей сутью: так и было, — кивнул Ринхорт. Дарэйри переглянулись, а железный рыцарь мрачно свел брови: — Получается, они уже просто спали, самым обычным сном, а мы с тобой не поняли, Райтэ. Ты-то ладно, еще молод и неопытен, но я-то, дурак! Это моя вина, что так случилось.

Орлин, пристально глядя на меня, по-птичьи склонив голову на бок, заклекотал:

— Ты их освободил, но не разбудил. Их силы вырвались и столкнулись, они не успели ничего понять, иначе не допустили бы братоубийства.

— Никто знает, какие сущности там проснулись, — тигрище обвел нас желтыми глазами. — Среди них мог оказаться какой-нибудь дракон. И кто-то мог очнуться раньше других. Голодным и свободным. Короче, принц-не-принц, ты виновен. Стоять! — рыкнул он на дернувшегося Ринхорта. — Виновен в том, что не довел дело до конца.

Дарэйли переглянулись, но враждебность из глаз ушла. Не у всех.

— А те люди на тракте? — выдвинулась вперед светловолосая и зеленоглазая девушка, прятавшаяся за спиной Орлина. — Они не дарэйли, не жрецы. Зачем их убивать было?

— Какие люди, Линни? — начал выяснять Ринхорт. И нам рассказали подробности, не укладывавшиеся у меня в голове. О жуткой расправе на дороге. И возразить нечего: коней-то мы и впрямь сманили.

Дарэйли железа опять поклялся самой страшной клятвой, что не творил того зла, которое нам приписали Гончары. Я тоже поклялся, что мы тут ни при чем. И какая-то смутная мысль мелькнула, когда произносил формулу: "Да оставят меня сотворившие меня сила и дух, если я лгу вольно или невольно…". Какая-то злость накатила непонятная. Это что же получается — сейчас все, кому не лень, будут обвинять меня во всех злодеяниях, творившихся в Подлунье? Это во-первых.