— Вот это совсем меня не удивляет. Ты божественно прекрасна.

— Да ну тебя! — отмахнулась польщенная Мариэт. — Когда их завоевали соседи, меня сбросили со скалы. Но я не разбилась, и меня закопали. Вот тогда я поняла, что предыдущие две тысячи лет были не самыми плохими в моей жизни.

— И ты сохранила разум даже в могиле! — он восхищенно коснулся ее лба.

— Сьент в этом часто сомневается, — лукаво улыбнулась она, но печальная складка на лбу не разгладилась. — Я нашла себе дело: училась помогать жизни даже в земле, тренировала сознание, придумывала задачи, думала — только не смейся! — о смысле моей странной жизни и вспоминала все услышанные когда-либо молитвы.

— Ты молилась сама себе? Я начинаю понимать Сьента, — поддел юноша.

Загрустившая было Мариэт рассмеялась.

— Мне было без разницы, лишь бы не сосредотачиваться на страдании. Когда меня откопали, то посчитали покровительницей любви и материнства. Меня, чуть ли ни при рождении лишенную возможности рожать, как лишают всех нас! Я в том храме любви такого навидалась, что ой! — потупилась она и покраснела. — А Сьент, когда нашел меня в каком-то музее древностей и снял смертное заклятие, никогда пальцем не трогал. Он считает, что я слишком маленькая. А я, можно сказать, древняя старуха и знаю все подробности жизни!

— Кроме поцелуя?

— Кроме… всего, — до слез засмущалась девушка. — Но надо же с чего-то начинать!

— Ну, это не сложно показать, — улыбнулся дарэйли, приподнимая ее голову за подбородок. — Маленький учебный поцелуй, как ты на это смотришь? Правда, я сейчас не очень красив, тебе может быть неприятно, но ты можешь закрыть глаза и не подсматривать.

— Ллуф! — ее слезы мгновенно высохли. — Ты такой… распущенный!

— Неправда, я никогда еще не целовал девушек.

Она мгновенно стала серьезной, и в синих глазах мелькнуло сочувствие. Все знали об участи самого красивого создания в Подлунье, любимца Гончаров.

— Тогда поцелуй меня, дарэйли, — Мариэт затаила дыхание и опустила ресницы, когда губы юноши осторожно коснулись ее.

Поцелуй Ллуфа был очень нежный и невинный, почти бесстрастный, но у девушки захватило дух, а сердце гулко забилось. Забывшись, она обхватила ладонями его лицо, и под ее пальцами обезображенная шрамами кожа разгладилась, засияла жемчужной белизной. Но и руки дарэйли камня не бездействовали. Он провел ладонью по ее волосам, и темные локоны заиграли россыпью бриллиантов.

— Урок окончен, — отстранился Ллуф, любуясь порозовевшей девушкой. — Ты сама не осознаешь, Мариэт, сколько накопила силы за века — в тебе ее бездна. Твои губы способны заставить расцвести камень. Поцелуй, наконец, своего Сьента. Может, ты и сделаешь из Гончара живого человека.

— Я уже не знаю, кого люблю больше, тебя или его, — жалобно вздохнула Мариэт. — И… я плохо поняла урок, объясни еще раз, пожалуйста.

— Какой момент остался непонятым? — прошептал юноша, жадно привлекая ее к себе.

На этот раз поцелуй затянулся, стал глубоким, страстным. Белоснежные и темные как ночь пряди волос смешались, сапфировые глаза обоих дарэйли засияли, и они не услышали, как в комнату кто-то бесшумно вошел.

— Не сметь, Ллуф! — раздался гневный окрик Сьента. — Властью, данной мне, я запрещаю тебе когда-либо прикасаться к этой дарэйли, кроме случая, если это будет необходимо для спасения ее жизни. Мариэт, поди прочь и жди меня в кабинете.

Руки Ллуфа безвольно упали. Испуганная девушка выбежала, едва сдерживая слезы, но в дверях не выдержала и показала язык Верховному.