Не лезет! Ничего не лезет в голову! Я даже застонала и повалилась на кровать, лицом вниз. Что ж я такая тупая-то в этой химии, а вернее в химиях. Знала бы, что на биофаке их столько, еще сто раз подумала бы поступать или нет на этот факультет. И Вася пропал… А ведь мысли о нем, беспокойство за него, еще как отвлекают, не дают сосредоточиться на учебе.

Я знала, что нужно делать! Намыть тазик черешни, которую прикупила по пути домой (хотела угостить гостя), помнится, жующий рот очень способствовал усвоению, когда готовилась к зимней сессии. А что может быть лучше черешни, которую я обожала. Розовую, крупную и сладкую.

Дело пошло веселее, и все эти атомы и молекулы органической химии под черешню не казались мне уже китайской грамотой. Так увлеклась процессом, что даже не сразу заметила, как черешня из моего тазика принялась всплывать в воздух и сразу же исчезать. Я как раз читала про подвижные атомы, пытаясь рисовать в голове картинку и почему-то парящие ягоды их мне и напомнили. В себя пришла от легкого чавканья, что раздавалось совсем рядом.

— Василий?! — осенило меня раньше, чем успела испугаться.

— Угу. Я, красавица. Вкусная у тебя ягода, хоть и диковинная, — и еще одна черешня выплыла из таза и исчезла в воздухе.

— Ты где был? — отложила я учебник в сторону.

— Гулял, осматривался, — прошепелявил он, не переставая жевать. — Соскучилась, Ксюшенька?

— Дурак ты, Васенька! И не лечишься, — ответила я в тон ему. — Как ты из квартиры вышел? Я же заперла дверь.

— Замки для меня не преграда. Отпираю, даже звука не издав. И ни единая дверь не скрипнет, когда отворяю ее. А вот ты почему-то злишься. И еще мясо твое скоро начнет гореть.

— Блин! — подскочила я на кровати и помчалась в кухню.

Ох, Вася! Спасибо тебе! Вовремя предупредил. Еще чуть-чуть, и мясо бы точно пригорело, отдав всю воду. А ему и протушиться-то осталось минут десять, и можно запускать картофель.

Я принялась резать картофель, боковым зрением подмечая, как в кухню вошли трусы, и стараясь не придавать этому значения, как и не пялиться на невидимого Василия. Черт дернул меня за язык попросить его надеть трусы. Я ж теперь только туда и могу смотреть — больше-то не на что. И не смотреть вовсе не могу — как тогда с ним общаться? И были бы еще нормальные эти трусы — семейные, например, в каких любит разгуливать по квартире мой папа. Так нет же, у этого пришельца стринги! Самые настоящие — с полосочкой в попе. Так и представила себе, как упругие ягодицы трутся друг о друга, когда он ходит… Тьфу ты, черт! О чем я только думаю! А о чем еще мне думать, если он вчера сам познакомил меня с анатомическими подробностями своего тела?!.

— Ловко ты орудуешь ножом, — голос Васи заставил меня дернуться, и конечно же, нож ловко скользнул на палец.

— Ай! Блин!.. Кто же под руку говорит?! — проскулила я, тряся пальцем, и с ужасом наблюдая, как из глубокого пореза начинает сочиться кровь.

— Дай сюда, — приблизились ко мне трусы и взяли за руку.

Моя рука утонула в его, и палец сразу же перестал болеть и пульсировать к моему удивлению. А потом Василий склонился над моей рукой и принялся что-то нашептывать. Тут я уже с ужасом наблюдала, как кровь останавливается, а рана затягивается на глазах. И еще через несколько секунд от пореза не осталось и следа.

— Как у тебя это получилось? — пробормотала я, не переставая разглядывать руку, которая все еще покоилась в мужской ладони.