|
Он никогда бы не стал ни насиловать твою мать, ни накачивать ее лекарствами. Все это чушь собачья.
Однако я верил тому, что сказала мать. Нутром верил. В конце концов, не раз случалось, что я приходил к нему в кабинет пожаловаться на жизнь, а он протягивал руку за голову и давал мне первый попавшийся пузырек с лекарством. Мелларил, ативан, валиум, литевые таблетки, то-разин. Все это я проглатывал, как конфеты. А что касается насилия, то доктор Финч выглядел достаточно похотливым старым толстяком. Я вспомнил его мастурбаторий. Множество «жен».
Натали понимала, в каком направлении идут мои мысли. Чувствовала, потому что очень хорошо меня знала.
— Не позволяй ей деформировать свой ум, — заключила она.
— Это все так... шокирует, — признался я.
— Да, — печально согласилась она, — действительно шокирует.
Весь вечер мы больше почти не разговаривали. Что-то между нами произошло. Вдруг образовались два враждующих лагеря. Натали хотела, чтобы я поддержал ее. Хотела, чтобы утром я поехал к ее отцу, заверил его в собственной преданности и осудил ненормальную мать, отказался от нее. А мать хотела... чего? Полагаю, она хотела, чтобы ее оставили в покое. И совершенно определенно больше не хотела, чтобы я общался с Финчами.
Однако Натали носила фамилию Финч. И она была моим лучшим другом.
— Да уж, нам придется нелегко, — заметила она перед тем, как мы пошли спать. — Мы оказались в самом пекле.
Сохранить дружбу будет нелегко. Все очень серьезно, Огюстен. Ты должен принять решение.
Итак, вопрос встал ребром: кто я — один из Финчей, гадающих о будущем на дерьме, или сын собственной невменяемой матери?
В конце концов, я решил, что я не то и не другое.
Посреди ночи, не попрощавшись, даже не собрав вещи, я ушел из нашей квартиры, ощущая себя шпионом или, скорее, актером из мыльной оперы, играющим шпиона. Просто надел на плечи рюкзачок и поехал в мотель, где и дождался утра.
На следующий день я не позвонил Натали. И через день тоже. Плавал в закрытом бассейне, куда мочится кто ни попадя, ел сандвичи из автомата. Решил, что нам с Натали нужно побыть врозь, пока все как-нибудь не прояснится. Когда я наконец ей позвонил, она оказалась очень расстроенной.
— Где тебя черти носят? — яростно закричала она в трубку.
— Живу в мотеле. Решил, что должен побыть один.
— Папа весь извелся. Чувствует, что в этой истории ты становишься на сторону матери. А ему нужна твоя поддержка. Он хочет отправить ее в больницу.
У меня по коже поползли мурашки. Так случается, когда смотришь фильм ужасов, а потом вдруг понимаешь, что убийца на самом деле наверху, прячется в стенном шкафу, и был там все время.
— Не думаю, что она нуждается в госпитализации, — ответил я.
— В каком ты мотеле? Мы приедем и заберем тебя.
Я молча повесил трубку.
На той же неделе я нашел квартиру по карману в трущобах Холиока, в Массачусетсе. На верхнем этаже здания, где я жил, не было окон, зато была горячая вода. А поскольку я привык делить пищу с тараканами, мыши меня не беспокоили.
Нашел я и работу — в только что открывшемся ресторане «Граунд раунд», в Нортхэмптоне.
«Привет, меня зовут Огюстен, и я буду вас обслуживать» — все, что я должен был держать в голове. Я впал в состояние лунатизма, ходил, как во сне. Наступило время, когда самое плохое, что могло со мной приключиться, — это разлить на фартук французский соус. Я чувствовал себя в полной безопасности, потому что знал: никто из Финчей сюда не придет. Их дом был довольно далеко отсюда.
Мать тайно сняла себе квартиру в Сандерлэнде, за много миль от Финчей.
— Дороти во власти доктора, и я не могу ее вырвать, — призналась она мне по телефону. |