Не прошло и нескольких минут, как в ответ раздалось:

— Иди! Не останавливайся. Только не останавливайся!

Он не был уверен, что этот призыв адресован ему, но все же счел за лучшее повиноваться.

И он снова пустился в путь, шатаясь и падая. Потом ему стало казаться, будто планета вздыбилась над ним, а сам он, подобно Атланту, медленно оседает под ее непомерной тяжестью.

Из груди его вырвался страшный крик.

И тут до него снова донесся голос Уиллоу:

— Эсквиел! Эсквиел!

Что происходит? Все перепуталось. Он ничего не мог понять… Он чувствовал, что слабеет. Взглянув вверх, он заметил, что какие-то маленькие фигурки снуют по планете, которую он держит в руках. Потом он почувствовал, что начал расти, расти, расти…

Он снова не смог сдержать крика и услышал, как пустота многократно вторит раскатам его голоса.

В ушах бесконечно отдавался этот грохот, сердце бешено колотилось, казалось, оно вот-вот разорвет грудь. Он, задыхаясь, отчаянно карабкался по круто коробящейся поверхности планеты, чуть ли не ногтями цепляясь за нее.

Он чувствовал себя гигантом на этой крошечной планете — и вместе с тем ничтожной букашкой, барахтающейся то ли в вязкой жиже, то ли в вате.

И он засмеялся — бессмысленным и страшным смехом сумасшедшего.

Стоял и смеялся, как слабоумный… Но вдруг смех оборвался — он ухватил рвущиеся, ускользающие нити своего слабеющего разума, напрягся, натянул их. И вот он уже стоит на клочке твердой поверхности с низкой гравитацией, и все вокруг выглядит совершенно обыденно, если только это определение вообще применимо к Росу.

Он скользнул взглядом вокруг и внезапно увидел сквозь туман Мери — она стояла рядом. Он бросился к ней.

— Мери!

— Эсквиел!

Это была не Мери, это была Уиллоу Ковекс в скафандре, который принадлежал когда-то Мери. Он готов был сбить ее с ног, но на ее лице читалось такое горькое разочарование, что он был обезоружен. Он хотел пройти мимо, но передумал и вернулся к ней.

— Уиллоу, Мери где-то здесь, я знаю…

И вдруг ему открылась истина.

— Боже мой! Ну конечно же. Ведь время здесь так скручено и искривлено, что нам дано видеть то, что происходило когда-то в прошлом, так же, как и то, что случится в будущем!

В светящемся тумане показалась еще одна фигура. Это был Телфрин.

— Я не смог связаться с вами из корабля. Там какая-то женщина. Она…

— Это тебе померещилось, дружище. Ступай-ка снова на корабль!

— Пойдемте вместе. Ничего мне не померещилось. Она сама пришла на корабль!

— Давай веди нас назад, — сказал Роффрей.

Уиллоу стояла как вкопанная, даже пальнем не шевельнула. Кончилось тем, что они подняли ее, несмотря на то что она пыталась ускользнуть от них, и потащили. Правда, пройти надо было не более трех ярдов.

Женщина была одета в скафандр. Она лежала на полу в кабине. Роффрей склонился над ней, поднял экран, защищавший лицо.

— Мери, — сказал он нежно. — Мери. Слава тебе, Господи!

Она открыла большие глаза, взгляд был мягкий, прежде он так и светился умом. Какое-то мгновение в нем еще блистал интеллект, более того, в нем читалось некое высшее абсолютное универсальное всеведение. И вдруг взгляд погас, Мери скривила губы, силясь сказать что-то, но их свело судорогой, зубы оскалились, как у слабоумной, и она замерла, уставясь в пространство пустыми глазами.

Роффрей тяжело поднялся.

— Уиллоу, помогите снять с нее скафандр, — сказал он, устало махнув рукой, — Положим ее на койку.

Уиллоу смерила его ненавидящим взглядом:

— Я не нашла Эсквиела. Вы помешали мне.