Изменить размер шрифта - +
 — Я только хотел спросить вас как опытного психиатра. Могли бы вы что-нибудь сказать о прототипах этих ваших… символических персонажей?

— Вполне.

Кажется, Макферсон еще не все понял. И тогда Сьюард сказал:

— Я бы не возражал когда-нибудь снова там побывать. Хорошо бы получше исследовать тот мир. Мне так понравился там кое-кто… Пусть даже они были воображаемыми… Фарлоу… отец… вполне возможно.

Он посмотрел вверх и увидел счетчик с буквенным кодом и тремя цифрами. Сейчас он показывал YOU 128. Вот откуда взялся номер машины Фарлоу, который в его подсознании лишь слегка видоизменился! Наверное, он обнаружит еще тысячу символов вокруг себя, которые будут для него что-то значить в том, другом мире. Сьюард все еще не мог смириться с тем, что тот мир — целиком его вымысел. Он казался таким настоящим! Пожалуй, и сейчас он для него оставался таким же.

— А та женщина… Марта? — спросила доктор Кэлин. — Когда проснулись, вы меня так назвали.

— Пока отложим это, — улыбнулся Сьюард. — Идемте, нам предстоит уйма работы!

 

 

Золотой баркас

(Пер. с англ. Ю. В. Бехтина)

 

С того момента, как этот большеротый Ефраим Тэллоу пустился в преследование, день сменился ночью в четвертый раз. Он прикорнул у руля, положившись на удачу, а наутро проснулся насквозь мокрый, но лодка по-прежнему держалась на курсе. Желтый комбинезон, который был на нем, совсем не годился для таких прогулок. Он не выспался, потому что видел сны, окрашенные в кроваво-красный цвет. Но с утренними лучами все забылось. Да и что такое одна человеческая жизнь? Какое значение имеет единственное убийство, когда золотая лодка, его цель, там впереди?

С неба по-прежнему сыпал дождь, вспенивая поверхность реки, барабаня по парусу. Подул ветер. Ивняк по берегам кончился, и пошли рододендроны. Намокшие кусты отяжелели, их гнуло к земле. Поднявшийся ветер то распрямлял их, то еще больше пригибал к земле, придавал им формы диковинных чудовищ, манивших Тэллоу сойти на берег. Он истерически расхохотался им в лицо, и в этот момент ветер наполнил парус, да так, что мачта заскрипела, заскрипела в унисон хохоту Тэллоу. Но смех как рукой сняло, когда Тэллоу понял опасность, понял, что ему нечему смеяться: ветер нес его к черневшим кустам, к берегу. Он предпринял отчаянную попытку перенести парус, но, не успев привыкнуть к оснастке этой краденой лодки, наделал жутких узлов. Ветер задул сильнее, и парус раздулся, словно брюхо каннибала.

Стараясь распутать узлы, он истер руки в кровь, повредил ногти, потом переключился на руль: ведь надо было удерживать лодку на курсе. Во тьме он заметил приближающийся поворот реки и еще две вещи: что-то белое за темно-зеленой массой листьев и маячащий впереди высокий золотой баркас. Он сделал над собой усилие, чтобы успокоиться: надо же, из-за паники он не видел своей цели, этого будоражащего его воображение золотого баркаса. Он и человека-то убил, чтобы иметь возможность преследовать золотой баркас, и теперь нельзя дать ему ускользнуть. Надо подольше продержаться за ним, потом догнать и высадиться на борт баркаса, и он знал, что сделает это. Его лодка стремительно разрезала воды реки, входя в поворот, как вдруг вздрогнула и, накренившись, застыла. Тэллоу понял, что налетел на одну из многочисленных песчаных отмелей, которые так затрудняют плавание по этой реке.

Злой, проклиная от досады ветер и дождь, Тэллоу спрыгнул на подводную отмель и попытался сдвинуть лодку. Дождь бил ему в лицо, колотил по спине. Ничего не выходило. Баркас тут же исчез из виду, и он опустился в воду на колени и зарыдал от собственного бессилия. Дождь стал ослабевать, а ветер утихомириваться, но Тэллоу все стоял на коленях, склонившись над мутной клокочущей водой, вцепившись в борт лодки.

Быстрый переход