— Подождем немного, — произнесла она.

«Решала бы скорей», — угрюмо подумал Тэллоу и пожалел, что поддался порыву и впустил этих людей. По меркам Тэллоу, это все был народ нежного склада — изящные женщины с холодными глазами и полные мужчины с пустыми глазами, мечущиеся по жизни, недовольные своими порожденными страхом ценностями и страшащиеся обрести новые, обманывая самих себя, будто они живые. Тэллоу мог только жалеть таких и презирать то, что они представляли собой. Каждое лишнее мгновение, пока они находились здесь, они загоняли его внутрь себя, заставляли отступать в потемки собственной души.

Он продолжал смотреть на них с высоты своего разума. Они стали заставлять стол бутылками, и Пандора растворилась среди этой людской мелочи. Тэллоу почувствовал безотчетный страх, но тело не подчинялось разуму, и он продолжал стоять и смотреть на них, неспособный пойти ни к ним, ни от них. И вот во все стороны полетели одежды — и голубые платья, и черные накидки. Колыхались голые животы, прыгали голые груди, на фоне нездорово белых тел резко выделялись черные полосы. Тэллоу стало мутить. Наконец его ноги сдвинулись с места и понесли его в спальню. Его «я» был нанесен сильный удар, но еще сильнее была боль потерн, боль унижения. Он лег на кровать, всхлипывая от досады, захлестываемый эмоциями, охваченный жалостью к самому себе, не способный ни о чем думать.

Он лежал так несколько часов, ощущая и голове пульсирующую боль, потом впал в поверхностный сон, который длился с час. Окончательно проснувшись, он ощутил полное спокойствие. Он понимал, что поступил неправильно, что разрушил часть самого себя, променяв охоту за баркасом на любовь Пандоры. Он много времени убил здесь, пора браться за возобновление преследования, если не поздно. В этом заключалась его цель и его предназначение в жизни — следовать туда, куда она вела его, не обращая внимания на отвлекающие факторы. Тэллоу достал из шкафа и надел на плечи длинную шерстяную накидку, затем вышел из спальни, испытывая неприятное чувство оттого, что надо было пройти через холл. Но когда Тэллоу достиг холла, он остановился, словно пораженный громом.

В центре холла он увидел пульсирующую пирамиду плоти, плоти чистой и грязной, нежной и грубой. Все это выглядело нелепо. Руки и ноги были переплетены самым немыслимым образом, рука словно вырастала из розовых ягодиц, носы упирались в ноги, глаза таращились из-под половых органов, лица возлежали на спинах, пятки касались грудей. Такая сцена могла вызвать отвращение у Тэллоу, но вместо этого он был ошарашен, и прежде всего из-за странного зрелища: над пульсирующей человеческой горой вздымалась рука и мерно размахивала зажатым в ней сверкающим бокалом с вином. Длинные ногти имели пурпурно-красный цвет. Это были пальцы Пандоры. Рука то и дело исчезала, но вновь появлялась с тем же полным бокалом вина, и держала она его над пирамидой тел, как статуя Свободы свой факел. У Тэллоу комок встал в горле, глаза вылезли из орбит. И снова он почувствовал прежнюю горечь. На цыпочках он обошел живую гору, направился к двери и, уходя, произнес:

— Спокойной ночи, Пандора.

Рука с бокалом помахала ему.

— Спокойной ночи, Ефраим! До встречи!

Голос прозвучал приглушенно и невнятно, окрашенный притворной веселостью, что было совсем не похоже на искреннюю Пандору. Обычно в ее голосе звучало счастье или озабоченность, он никогда не фальшивил.

— Встречи не будет, Пандора, — крикнул он и с этими словами открыл дверь, вылетел в темноту дождливой ночи и, ничего не видя, побежал по песчаной дорожке вниз к реке.