Над камином висела картина итальянской школы, по обеим сторонам которой сверкали в солнечном свете зеркала; с потолка свешивалась люстра венецианского стекла.

Комната ей ровным счетом ничего не сказала. Флер теперь знала о Синтии столько же, сколько в свой первый день в этом доме. Она почувствовала разочарование, ведь ей так хотелось побольше узнать об этой женщине, которая жила, страдала здесь, а потом бежала.

Повинуясь безотчетному импульсу, Флер открыла дверь в дальнем конце комнаты. Там оказалась ванная, выдержанная, как и спальня, в розовых и голубых тонах. Флер закрыла дверь. Что бы здесь еще осмотреть?

Ступая по мягкому ковру, она подошла к комоду. Все еще преодолевая смущение, выдвинула ящик.

«Это же моя обязанность, — оправдывалась она про себя, — следить за тем, чтобы все было в порядке, чтобы ящики были простелены чистой бумагой».

И все же Флер сознавала, что выполняет не свои обязанности, а свое желание. Верхний ящик был пуст, следующий тоже, но в нижнем оказалось несколько книг в кожаных переплетах и коробка.

При первом же взгляде на кожаные переплеты сердце Флер встрепенулось. Она сразу поняла, что это. Альбомы с фотографиями!

Она раскрыла их. Там оказалось то, что она и надеялась найти: снимки Прайори, сады, какие-то люди — с теннисными ракетками в руках, сидящие под деревьями и отвлекшиеся от разговора, чтобы улыбнуться фотографу.

Флер изучила каждый снимок, но среди множества женщин она не нашла ту единственную, которую искала. Возможно, Синтия снимала и ее не было среди людей на фотографиях.

Просмотрев первый альбом, Флер взялась за второй и сразу же нашла в нем большую фотографию, вынутую из рамы. Синтия!

В этом не было ни малейшего сомнения: тот же широкий лоб, тонкий породистый нос и овал лица сердечком, которыми восхищались и которые писали в зените своей славы Лоуренс, Джошуа Рейнольдс, Лели и Ромни и чьи портреты украшали стены галереи фамильного поместья Эшвинов.

«Она очаровательна. Я не ошибалась, — подумала Флер. — Нет, больше чем очаровательна — прекрасна».

Оставив фотографию, Флер снова переключилась на альбомы. Теперь она узнавала Синтию везде — в Швейцарии, на пляже в Монте-Карло, за рулем гоночной машины, в кабине самолета.

И везде она была прелестна, ее отличало особое очарование, не имеющее ничего общего с пресловутым обаянием кинозвезд или широко разрекламированной красотой других дам из высшего общества.

Флер вспомнила, что не раз встречала ее фотографии в иллюстрированных журналах. Синтия оказалась маленького роста, что было для Флер несколько неожиданным.

Флер воображала ее высокой, гибкой, стройной; вместо этого на некоторых снимках Синтия выглядела совсем миниатюрной. И снимков было очень мало.

С сожалением Флер отложила последний альбом и вновь взглянула на большую фотографию. Да, в этом лице чувствовался характер. Флер положила фотографию на место и опустилась на колени, чтобы задвинуть ящик.

Поколебавшись немного, она достала коробку. Квадратная деревянная шкатулка оказалась незапертой. Флер открыла ее и уставилась на лежавшие там предметы: золотой портсигар и зажигалку, запонки с сапфирами и бриллиантами, небрежно брошенные, словно не имеющие никакой цены, кожаный бумажник с инициалами «Н.М.» и крошечный золотой брелок в форме автомобиля.

Флер поняла. Это были подарки Синтии мужу.

Она поспешно закрыла крышку, чувствуя, насколько неуместно ее любопытство. Она раскаивалась, понимая, что коснулась чего-то слишком личного. Но прежде чем Флер захлопнула крышку, она успела заметить еще одну вещь, очень странную среди таких ценных предметов, — маленькую фарфоровую куколку в гавайском костюме.

Такие фигурки можно было купить на ярмарке или получить в качестве приза в ресторане.