А потом вдруг вскочил и бросился в море, прямо в одежде… только обувь в последний момент отшвырнул. Напористо, как ледокол, рассекая телом волны, уже через несколько секунд достиг глубины и, махнув крылом темных волос, которые обычно спускались до плеч послушной волной, резко ушел под воду. И не появлялся так долго, что я всерьез испугалась. Даже вскочила с песка, вглядываясь в море, и, когда обнаружила вынырнувшую далеко от берега темную точку, выдохнула с облегчением.

Села и пригорюнилась. Вот же мерзкая эта штука, их проклятое запечатление! Вот какое мне дело до того, кто к нему прикасается? И с кем он разговаривает? Да если не знать про запечатление, я вообще решила бы, что это банальная ревность, низменное чувство собственника, оставшееся нам от темных предков, испортившее не один миллион судеб и сожравшее несчитаное число жизней. С тех пор как начала читать взрослые книжки и вникать в отношения более зрелых одноклассников, я все с большим неприятием относилась к этому чувству. А теперь, по вине проклятого запечатления, сама, похоже, им заразилась.

Смешно сказать, я – и ревную… Бред. Да еще кого? Вот если бы Найкарта или Терезиса, они моложе, выше, плечистее, особенно Найк. Нет, нельзя сказать, что Дэсгард некрасив или плохо сложен, ни в коей мере. Он немного ниже Тера, но это почему-то становится совершенно незаметно, когда маг разговаривает. Даже Найкарт, который выше его на полголовы, в такие моменты кажется ниже, не говоря об остальных. Но главное в его внешности все же глаза. Как он умудряется взглядом выразить так много – от насмешки и ненависти до печали и боли, мне не понять никогда. И все же думать о том, что можно его ревновать, почему-то кажется мне неправильным, ведь это все равно что ревновать статую Лермонтова…

Черт, как все сложно и запутанно, вздохнула я печально, и этот мир, и маги, и их порядки. И еще какая-то странная, все усиливающаяся тревога, не имеющая никакого отношения ни ко мне, ни к запечатлению, ни к Дэсгарду. А скорее ко все чаще вспоминающимся елям и промороженным грудам камней на обочине тропинки белого мира. Хотя насчет этого у меня появилось несколько мыслей, очень странных и сумбурных. Но раз больше ни у кого нет разумных объяснений, возможно, подойдут и они?

– Дэсгард… – не выдержав, снова вскочила я с песка. – Дэсгард!

– Тут я. – Он стоял на полоске у границы прибоя, натягивая сапожки, и от его одежды шел пар. – Никуда не делся…

– И это хорошо, – рассеянно проворчала я, почти бегом добралась до мага и обхватила его за пояс. – Идем…

– Куда? – подозрительно вскинулся он и замер, вглядываясь в мое лицо.

А потом, когда снова мелькнули вокруг барханы и мы оказались в холле информатория, еще пару секунд как-то растерянно оглядывался, словно не мог поверить, что это все неподдельное.

– К совету. У меня есть идея!

И я решительно поволокла его к дверям зала, где царил шар.

Нас определенно ждали, но только не в таком порядке: я впереди, а слегка ошалелый Дэс следом, как ялик на буксире. Глаза магов метнулись с меня на него и обратно… и еще раз.

– Хм… – задумчиво и как-то растерянно произнес Балисмус и оглянулся на шар.

Оглянулась и я и увидела застывшую фигуру Кантилара, а за его спиной еще несколько светловолосых воинов, но это меня сейчас не могло сбить с толку. Да и были они далеко, и, как я убеждалась с каждым часом, никто, кроме меня, не мог бы их сюда доставить. Хотя…

– А они не хотят присутствовать тут лично? – обернувшись к Дэсу и указав глазами на шар, осведомилась я вполголоса.

– Нужно спросить, – с неожиданной ехидцей ответил он и повернулся к шару: – Кантилар, вы не против выпить по бокалу риайнского?

– Не соглашайся.