Томас взглянул на Ньюта, ожидая поддержки. Внутри него всё клокотало, бурлило и болело, глаза жгло от подступивших слёз.

Ньют кивнул:

— Ты же понял, правда, Чайник? — и снова кивнул.

Томасу так и хотелось насовать кому-нибудь по морде, но он лишь проронил: «Да».

— Вот и лады, — сказал Алби. — День Первый — вот что такое сегодняшний день для тебя, шенк. Скоро ночь, Бегуны возвращаются. Ящик пришёл поздновато, так что прогулка будет завтра утром, сразу после побудки. — Он повернулся к Ньюту. — Займись его устройством на ночлег и пусть дрыхнет.

— Лады, — отозвался Ньют.

Алби вновь воззрился на Томаса, сузив глаза.

— Через пару недель, шенк, ты освоишься и тогда от тебя будет какой-то толк. Никто из нас ни фига не знал в Первый День, как оно всё пойдёт. Вот и ты не знаешь. Завтра для тебя начинается новая жизнь.

Алби повернулся, проложил себе дорогу сквозь толпу и направился к обветшалому деревянному строению в углу. Остальные ребята разошлись, напоследок бросая на нового товарища долгие взгляды.

Томас обхватил себя руками, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Внутри него царила разъедающая пустота, быстро сменяющаяся такой печалью, что от неё болело сердце. Слишком много всего навалилось: где он? Что это за место? Тюрьма? Если да, то почему его сюда поместили и как долго он здесь пробудет? Ребята говорили на странном языке и, похоже, никому из них не было дела до того, жив он или мёртв. На глаза снова навернулись слёзы, но он не позволил им пролиться.

— Что я сделал? — шептал он, ни к кому не обращаясь. — Что я сделал, почему они засунули меня сюда?

Ньют похлопал его по плечу.

— Эх, Чайник, мы все прошли через то же самое. Каждый выполз из этого тёмного Ящика, у каждого был свой День Первый. Дела, конечно, не ах, а скоро они покажутся тебе вообще хуже некуда — вот в чём правда. Но постепенно ты прорвёшься. Я сразу увидел, что ты не долбаная тряпка какая-нить, так что — не дрейфь!

— Это тюрьма? — спросил Томас. Он углубился в темноту собственного разума, пытаясь нащупать хоть какую-нибудь щёлку, ведущую в его прошлое.

— Кончай задавать дурацкие вопросы, а? — отбрил Ньют. — Ответов пока всё равно не будет. Так что помалкивай в тряпочку, смирись с переменой, а завтра настанет новый день.

Томас не ответил. Он опустил голову и уперся взглядом в растрескавшееся каменное покрытие двора. В щелях между блоками пробивалась узколистая трава, в ней проглядывали крохотные жёлтые цветочки, ища солнце, давно уже скрывшееся за исполинскими стенами Приюта.

— Ты быстро подружишься с Чаком, — продолжал Ньют. — Он такой, правда, жирновастенький, но славный малыш. Жди здесь, я скоро.

Не успел Ньют закончить фразу, как воздух разорвал резкий, пронзительный вопль. Высокий, дрожащий, почти нечеловеческий крик эхом отразился от камней двора. Все, кто был в это время на улице, обернулись и посмотрели в ту сторону, откуда он донёсся. Томасу показалось, что кровь в его жилах заледенела, когда он осознал, что этот ужасающий звук раздался из деревянного строения.

Даже Ньюта подбросило на месте. Лоб его прорéзали морщины озабоченности.

— Вот хрень, — сказал он. — Они что, эти долбаные Медяки — не могут управиться с парнем и десяти минут без моей помощи? — Он потряс головой и легонько пнул Томаса по ноге. — Найди Чаки, скажи ему, чтобы устроил тебя на ночь. — Проговорив это, он побежал к строению.

Томас вновь соскользнул вдоль шершавого ствола дерева вниз, на землю, прижался спиной к коре и закрыл глаза, изо всех сил желая очнуться от этого ужасного, ужасного сна.

ГЛАВА 3

Томас сидел так несколько долгих мгновений, слишком ошеломлённый, чтобы двигаться.