|
Атакующие неспособны были вообразить себе инфернальный эффект огненных выбросов установок «Ньюфейр», адские температуры и неуязвимость к обычному оружию. Хотя он и не давал чувства абсолютной безопасности, «Ньюфейр» создавал большие изменения в ландшафте. Расплавленный бетон, как правило, отрезвлял тех, кто его видел. Вэлкорт не пытался обмануть себя: одиночки все равно будут пытаться проникнуть через барьеры. Все, что требуется, – это один зараженный человек, и чума найдет себе новую пищу. «Очень ненадежный способ выживания», – думал Вэлкорт.
Он повернулся к потемневшей комнате и открыл дверь в освещенный коридор. Снаружи слышался тихий разговор телохранителей. Этот звук напомнил Вэлкорту, что есть вещи, которые надо сделать, и решения, которые надо принять. В освещенном коридоре послышалось движение, торопливые шаги. Телохранитель заглянул внутрь комнаты и сказал: – Мистер президент? – Я скоро выйду, – ответил Вэлкорт. – Восточная комната. Кабинет и главы специальных комитетов прибыли с докладами для нового президента. Они встретятся в самом низу, в холле, где уже разложены все аксессуары для аудио – и видеопрезентации. Это будет долгое заседание. Особое внимание будет уделяться одной проблеме – новой еврейской диаспоре. Только несколько упрямцев остались еще в Израиле. Тем, кто уже в Бразилии, требуется пища и крыша над головой. «В Бразилии сейчас, наверное, сумасшедший дом», – думал Вэлкорт. Боже правый! Когда только эти евреи найдут себе дом? Те, что остались, обещали прорваться с боем через пустыню и восстановить подачу саудовской нефти. Глупость! Чума снизила потребности в энергоресурсах до малой части предыдущего уровня. Кто теперь путешествует? Выжившие ведут существование замкнутыми коммунами. Только Барьерной команде нужны большие количества нефти, и Советский Союз несет большую часть этой ноши. Вэлкорт теперь слышал в коридоре другой голос, голос, из-за которого он задерживался, голос Шилоха Бродерика. Стареющий Бродерик прибыл из своего вашингтонского дома с требованием, чтобы его допустили «ввести президента в курс дел». К протокольной заявке была подколота записка «Дорогой Сэм», напоминающая об их прошлых связях. Даже не объявляя этого открытым текстом, записка ясно давала понять, кто послал Шилоха «вводить президента в курс дел». Поддавшись прихоти («все-таки я президент!»), Вэлкорт сказал: – Пришлите Бродерика сюда. Скажите остальным, чтобы они начинали без нас. Они могут до моего прихода сгладить кое-какие шероховатости друг с другом. Вэлкорт нагнулся, включил единственный торшер над удобным креслом, а сам уселся напротив него, в тени. Бродерик, войдя в кабинет, увидел эту расстановку и все понял. – Не вставайте, сэр. «Шилох сильно постарел с тех пор, как мы виделись последний раз», – отметил Вэлкорт. Он ходил прихрамывающей походкой старого человека, оберегая левую ногу. На его худом лице появились новые глубокие морщины, а волнистые волосы стали совершенно седыми. Уголки глаз его выглядели влажными, узкий рот стал еще более суровым. Они пожали руки, причем Бродерик стоял, а Вэлкорт остался сидеть. Бродерик уселся в кресло под лампой, направленный отражатель которой бросал на него безжалостный свет. – Благодарю вас, мистер президент, что вы согласились принять меня перед остальными. – Я не ставил вас впереди остальных, Шилох. Я отодвинул остальных назад. Это вызвало признательный смешок оценившего тонкий юмор человека. Вэлкорт мог себе представить, как Шилох обсуждает вопрос о том, использовать ли обращение «президент» или «Сэм». Его дипломатическая выучка все-таки победила. – Мистер президент, я не знаю, можете ли вы по достоинству оценить представившуюся нам возможность раз и навсегда разрешить коммунистический вопрос. |
