Бессознательно вместо того, чтобы подойти ближе и лучше рассмотреть рисунки, я отступил назад от стены и почувствовал, как рука Адель Фостер мягко похлопала меня по плечу, успокаивая.

— Ее, — сказала она, — ее он боялся.

* * *

Мы перешли к кофе. Некоторые из рисунков лежали на кофейном столике перед нами.

— Вы показывали это полиции?

— Эллиот велел мне не делать этого, — покачала она головой.

— А он объяснил вам, почему?

— Нет. Он сказал только, что будет лучше не показывать им рисунки.

Я рассортировал наброски, откладывая изображения женщины в сторону, и обнаружил серию из пяти пейзажей. Каждый из них изображал одно и то же место: гигантскую яму в земле, окруженную деревьями, похожими на скелеты. На одном из рисунков из ямы поднимался столб огня, но и в нем легко угадывался силуэт женщины, обернутой языками пламени.

— Это место существует?

Миссис Фостер взяла у меня рисунок и принялась его изучать, потом вернула его мне, пожав плечами:

— Не знаю. Вам надо было бы спросить Эллиота. Он мог знать.

— Я не смогу сделать этого, пока не найду его.

— Боюсь, с ним что-то случилось, может быть, то же самое, что произошло с Лэндроном Мобли.

На сей раз, я услышал неприязнь в ее голосе, когда она произносила имя Мобли.

— Он вам не нравится?

Она нахмурилась.

— Лэндрон был скотиной. Я не знаю, почему они позволили ему оставаться с ними. Нет, знаю. Когда они были молодыми повесами, он мог доставать для них разные вещи: наркотики, спиртное, а может, и женщин. Он знал места, где это искать. Мобли был не такой, как Эллиот или другие. Не имел ни денег, ни внешности, ни колледжа за спиной, но всегда был готов отправиться в те места, куда благополучные мальчики ходить боялись, по крайней мере, в первый раз.

Нортон, довольно сильный адвокат, согласился представлять интересы Мобли в суде, несмотря на то, что это не принесло бы ему никаких доходов. А ведь это тот же Эллиот Нортон, который рос вместе с Ларузом-младшим, а теперь представлял интересы молодого человека, обвиняемого в убийстве его, Ларуза, сестры. Час от часу не легче.

— Вы говорили, что они совершили что-то, когда были молодыми, и теперь это что-то вернулось и охотится на них. У вас есть какие-нибудь мысли по поводу того, что бы это могло быть?

— Нет. Джеймс никогда не говорил об этом. Мы были не очень близки в последнее время. Он так сильно изменился: ничего общего с человеком, за которого я выходила замуж. Он опять начал якшаться с Мобли. Они вместе охотились на Конгари, потом Джеймс начал посещать стрип-клубы. Я думаю, он встречался и с проститутками.

Я аккуратно положил рисунки на стол.

— Вы знаете, куда именно он ходил?

— Я следила за ним два или три раза. Он всегда отправлялся в одно и то же место, потому что туда любил ходить Мобли, когда бывал в городе. Это «Лэп-Ленд».

* * *

Пока я беседовал с Адель Фостер, окруженный образами призрачной дамы, мужчина с растрепанными волосами в ярко-красной рубашке, синих джинсах и растоптанных башмаках брел по Нью-Йорку вверх по Норфолк-стрит, что в Нижнем Ист-Сайде, и остановился в тени Оренсанс-Центра — старейшей синагоги города. Был жаркий вечер, и он взял такси, чтобы доехать сюда, не страдая от жары и неудобств метро. Длинная цепочка детей, растянувшаяся между двумя женщинами, по виду членами еврейской общины, прошествовала мимо него.