Изменить размер шрифта - +
И хотя отправлялись в трудное путешествие, покормить их не позаботились. Илья хватал собак за шиворот и говорил: «Кормить не нужно». — «Почему?» — спрашивал начальник экспедиции Крамер. «Сыты будут — худо вести себя будут».

Переправились через залив, еще раз осмотрели имущество, аккуратно увязали на нарты и по двое впряглись в каждые сани, помогая животным. Ботаник Лоренц, увлекшись ролью, по живости своего характера и сам повизгивал. Илья, высоко натянув нерпичьи пимы, шел в авангарде, разыскивая брод. Он только изредка оборачивался, когда в упряжке начиналась заваруха. Это Пайды, большой белый пес с коричневыми пятнами, вечно недовольный своей жизнью, кусал товарищей по упряжке. Вылко уже не раз ударял его хореем, но, видно, учеба не пошла впрок. Заслышав снова шум, Вылко останавливался и укоризненно говорил собаке: «Ой, Пайды, Пайды! Тебе опять надо морда набок делать!»

Поход был трудным, и собаки за три дня действительно оголодали. Ночью, когда члены экспедиции спали, они тащили все, что можно: съели пимы у Лоренца, посуду уволокли в скалы и там облизали так, словно вымыли. Да и сами путешественники были голодны. Но вот Санко убил оленя. Развели громадный костер, но сначала по примеру ненцев все ели мясо сырым и пили кровь, потом жарили шашлыки на запасных санных полозьях, а Русанов на крышке от конфетной коробки приготовил жареную оленину с картофелем. И это был праздник.

Потом двое суток лил дождь. Все лежали в палатке, не показывая носа. И однажды Илья затянул самоедскую песню. Он пел ее заунывно, не повышая голоса, призакрыв глаза. И под шум дождя, что барабанил в шкуры чума, под тихий свист ветра, что пробивался в дыры, эта песня была особенно грустной и настраивала на размышления. Когда ненец кончил петь, Вылко спросили, что он пел. Илья ответил:

— Сказка… Песня про смерть называется.

Но переводить долго отказывался, едва уговорили. А дождь все лил и лил. Но под вечер Илья, высунув из полога лицо, посмотрел в небо и сказал:

— Скоро будет снег и мороз, скоро зима.

И в самом деле, на следующее утро всех разбудил Илья:

— Сарю янгу — дождя нет, — улыбаясь во весь рот, объявил он.

Все вылезли из чума, словно медведи. Действительно, так надоевший дождь ушел в сторону океана. После быстрого завтрака опять вместе с собаками впряглись в нарты и направились к перевалу. Эти горы еще никогда не слыхали русского голоса.

…На следующее лето судно «Дмитрий Солунский», на котором начальником экспедиции был Владимир Русанов, опять пришвартовалось у становища Маточкии Шар лишь с той целью, чтобы забрать проводником Илью Вылко. В этот раз Русанов решил обогнуть самую северную оконечность Новой Земли. До него этим путем прошли великий мореплаватель Баренц и помор Савва Лошкин. Русанов обогнул Новую Землю, а, отплывая обратно в Архангельск из Маточкина Шара, зашел в чум Константина Вылко. Они долго пили чай, вели беседу, где и решили окончательно, что на этом судне Илья поедет учиться в Москву.

В Архангельске Вылко жил вместе с Русановым, и все ему было дивным в этом городе. Однажды остановила вывеска «Чары». Русанов объяснил, что это электротеатр, тут показывают живые картины. Но Вылко не хотел верить и на другой день сам пошел смотреть и убедился, как «картины ходят по стене».

А потом поехали в Москву. Она ошеломила Илью: «Вышли из вагона, ой, народа много. Город очень красивый, какая-то машина катит без лошади, мы сели в нее, я и боюсь. Красиво-красиво стал говорить Русанов».

В Москве Русанов отыскал художника Переплетчикова, и ненец стал жить у него.

 

«…Осенью 1910 года пришли ко мне два незнакомых человека: один высокий, блондин, другой — низенький, коренастый, с лицом монгольского типа.

Быстрый переход