– Хорошо, тогда я буду у вас примерно минут через двадцать. – женщина, кажется, успокоилась.

– Я вас жду, – коротко ответила я и положила трубку, попутно отметив, что женщина так и не представилась.

Через двадцать минут раздался звонок домофона, и я пошла открывать.

– Это я, – послышался уже знакомый мне голос, и через пару минут женщина входила в мою квартиру.

Она была еще довольно молода – не больше сорока – и держалась очень интеллигентно, хоть и несколько неуверенно. На ней было надето длинное, с широкими фалдами, мягкое пальто абрикосового цвета и изящная кремовая шляпка, из-под которой спускались светлые локоны. Руки облегали узкие кожаные перчатки, на ногах – белые сапожки на остром каблучке. Все вещи были явно дорогими, но… Не очень современными. Я отметила, что пальто и шляпы подобного фасона были на пике моды несколько лет назад, сейчас же их время ушло и выглядели они хоть и очень элегантно, но несколько нелепо. Это были вещи другой эпохи.

– Здравствуйте, – теребя кончик розового шейного платка, поздоровалась женщина. – Это я вам звонила. Меня зовут Ангелина Николаевна, фамилия Стрельцова…

– Добрый день, – ободряюще улыбнулась я. – Давайте пройдем в комнату.

Ангелина Николаевна сняла пальто и сапожки и проследовала за мной в комнату, где присела на край дивана. Что-то мучило ее, заставляло нервничать, она никак не могла начать разговор.

– Так что вы хотели мне сказать, Ангелина Николаевна? – поторопила я ее.

– Вообще-то меня все называют просто Линой, я думаю, по отчеству – это будет слишком солидно…

Стрельцова как-то виновато повела плечами.

– Так что можете звать меня тоже просто Линой, – наконец закончила она фразу.

– Отлично, – согласилась я. – Мое имя вам известно.

Я умолкла, давая возможность Ангелине начать разговор, но та молчала и, похоже, вообще ушла в себя. Я улыбнулась еще шире и предложила:

– Хотите кофе?

– Нет, – поспешила она отказаться, но тут же воскликнула: – То есть да… Если можно, конечно.

– Конечно, можно, раз предлагаю, – усмехнулась я на ходу, направляясь на кухню.

Пока кофе готовился, я расставляла чашки и нехитрые сладости, ведя при этом непринужденную болтовню. Нужно же было расшевелить эту Ангелину Николаевну, а то она этак будет мямлить до вечера, а сути дела я так и не узнаю.

Наконец мы уселись, гостья поднесла к губам чашку с горячим кофе и благодарно кивнула мне.

– Вы меня простите, пожалуйста, – отпивая кофе малюсенькими глотками, заговорила она. – Я веду себя несколько… заторможенно, но это потому, что у меня такое горе. Такое горе! – повторила она и, не выдержав, тихо расплакалась, отставив чашку и закрыв глаза руками.

Я прошла к бару, достала оттуда бутылку коньяка и, вернувшись к столу, вопросительно посмотрела на Ангелину.

– Давайте, – чуть поколебавшись, шепнула она. – А то я совсем не смогу сосредоточиться…

Я плеснула ей коньяку в кофе, Ангелина сделала несколько глотков и, промокнув глаза тонким платком, заговорила, сцепив белые пальцы.

– У меня умерла дочь… – произнесла она каким-то ровным, будничным голосом, и я вздрогнула от неожиданности.

Ангелина сидела ровно, не шевелясь, напоминая своим видом застывшую скульптуру.

– Как это произошло? – осторожно спросила я, выдержав паузу.

Ангелина набрала воздуха и, выдохнув его, начала говорить:

– Я сама ничего толком не знаю.