– Вы не понимаете? – повторил он. – Не понимаете, что перед нами тот же выбор, что и перед сержантом Страттоном?

Вернер ван дер Мерве снял очки, протер стекла носовым платком:

– Хочу видеть тебя отчетливо, Хеннинг. Хочу убедиться, что напротив меня сидишь именно ты.

Хеннинг Клоппер вдруг разозлился. Ну почему они не понимают, что он хотел им сказать? Неужели и вправду он один так думает?

– Вы в самом деле не видите, что творится вокруг? – сказал он. – Если мы не готовы защитить свое право быть бурами, то кто это сделает? Выходит, пусть весь наш народ будет растоптан и вконец ослаблен, так что ему только и останется последовать примеру Джорджа Страттона!

Вернер ван дер Мерве медленно покачал головой, и Хеннингу Клопперу послышались в его голосе виноватые нотки, когда он сказал:

– Мы проиграли большую войну. Нас слишком мало, и мы позволили, чтобы в стране, которая когда‑то была нашей, стало слишком много англичан. Волей‑неволей нам придется каким‑то образом ладить с англичанами. Ничего не поделаешь. Нас слишком мало, и мы останемся в меньшинстве. Даже если наши женщины только и будут рожать детей.

– Дело не в том, чтобы нас стало много! – воскликнул Хеннинг Клоппер. – Дело в вере. В ответственности.

– Не только, – сказал Вернер ван дер Мерве. – Теперь я понимаю, почему ты рассказал эту историю. Думаю, ты прав. Хотя мне лично незачем напоминать, кто я такой. Но ты мечтатель, Хеннинг Клоппер. Реальность надо видеть такой, как она есть. А ее даже твои мертвые сержанты не изменят.

Ганс дю Плейс, попыхивая сигаркой, внимательно прислушивался к разговору. Теперь он положил ее в пепельницу и взглянул на Хеннинга Клоппера.

– Ты что‑то задумал, – сказал он. – Как же, по‑твоему, мы должны поступить? Как коммунисты в России? Вооружиться и уйти партизанить в Драконовы горы? Вдобавок ты забываешь, что в этой стране не одних только англичан слишком много. Главная угроза нашему образу жизни – чернокожие туземцы.

– Эти никогда не будут иметь веса, – отозвался Хеннинг Клоппер. – Они настолько ниже нас, что всегда будут делать то, что мы прикажем, и думать так, как хочется нам. Будущее – это борьба за влияние между нами и англичанами. И все.

Ганс дю Плейс допил свой кофе и окликнул старика официанта, который в ожидании неподвижно стоял возле кухонной двери. В кофейне было малолюдно – они трое да несколько пожилых мужчин, погруженных в шахматную партию.

– Ты не ответил на мой вопрос, – сказал Ганс дю Плейс. – Ты что‑то задумал?

– У Хеннинга всегда отличные идеи, – вставил Вернер ван дер Мерве. – Наверняка замыслил либо улучшить планирование на сортировочных станциях Южноафриканской железнодорожной компании, либо приударить за красивыми женщинами.

– Может быть, – улыбнулся Хеннинг Клоппер. Похоже, друзья начинают прислушиваться. И хотя мысли его еще не обрели отчетливой формы, он понимал: необходимо рассказать обо всем, что он так долго носил в себе.

Старик официант подошел к столику.

– Три рюмки портвейна, – распорядился Ганс дю Плейс. – Неприятно, конечно, пить то, чем так восхищаются англичане. Впрочем, делают это вино как‑никак в Португалии.

– Многие крупнейшие португальские винодельни, производящие портвейн, принадлежат англичанам, – заметил Вернер ван дер Мерве. – Спасу нет от этих чертовых англичан. Повсюду кишат.

Официант принялся собирать со стола кофейные чашки и как раз, когда Вернер ван дер Мерве заговорил об англичанах, ненароком толкнул столик. Сливочник опрокинулся, и содержимое брызнуло на рубашку молодого человека.