Этот мужчина, каким бы чужим он для меня ни был, притягивал меня как магнит. Вскоре зазвучала медленная мелодия, и мне безумно захотелось прижаться к нему. Испугавшись, что полностью утрачу над собой контроль, я взяла себя в руки и ушла со сцены.
За столиком Марко поспешно выпалил: «Пойдем в отель, Коринна, я страшно устал!» Но мне уходить не хотелось. Масаи снова заговорил с Марко и с трудом объяснил, что на следующий день приглашает нас к себе, чтобы показать, где живет, и познакомить со своей приятельницей. Опередив Марко, я поспешно дала согласие. Мы договорились встретиться у отеля.
Ночью я лежала без сна – и к утру поняла, что моим отношениям с Марко пришел конец. Он вопросительно посмотрел на меня, и у меня вырвалось: «Марко, я так больше не могу. Не знаю, что у меня с этим мужчиной, но знаю, что мои чувства сильнее разума». Марко стал меня успокаивать и сказал, что, когда мы вернемся в Швейцарию, все снова встанет на свои места. Я капризно возразила: «Я не хочу возвращаться. Я хочу остаться здесь, в этой чудесной стране, с этими милыми людьми, рядом с этим красивым масаи». Марко меня, разумеется, не понял.
На следующий день мы в условленный час стояли перед отелем под палящими лучами солнца. Внезапно масаи возник на другой стороне улицы и подошел к нам. Поздоровавшись, он сказал: «Идем, идем!» – и мы последовали за ним. Около двадцати минут мы шли через лес и густой кустарник. Вокруг прыгали обезьяны, причем некоторые почти с нас ростом. Я снова залюбовалась походкой масаи. Он как будто парил в воздухе, не касаясь земли, хотя его ноги были обуты в тяжелые сандалии. Мы с Марко на его фоне выглядели крайне неуклюже.
Затем мы увидели пять бунгало, расположенных по кругу, как в отеле. Только они были намного меньше и построены не из бетона, а из камней, оштукатуренных красной глиной. Крыша была сделана из соломы. Перед одним из домиков стояла коренастая пышногрудая женщина. Масаи представил ее нам как свою приятельницу Присциллу, и только тогда мы узнали имя самого масаи: Лкетинга.
Присцилла дружелюбно поздоровалась с нами, и мы с удивлением заметили, что она неплохо говорит по-английски. «Чай хочешь?» – спросила она. Я с благодарностью согласилась. Марко же сказал, что ему слишком жарко и он бы лучше выпил пива. Здесь его желание, разумеется, было невыполнимо. Присцилла достала небольшую спиртовую плиту, поставила ее у наших ног, и мы стали ждать, когда закипит вода. Мы рассказывали о Швейцарии, о нашей работе и спросили, как давно они здесь живут. Присцилла ответила, что живет на побережье уже десять лет. Лкетинга, напротив, здесь недавно, он приехал всего месяц назад и поэтому еще не освоил английский.
Мы стали фотографироваться, и каждый раз, оказываясь рядом с Лкетингой, я чувствовала, что меня безудержно к нему тянет. Я с трудом сдерживалась, чтобы не дотронуться до него. Мы выпили чаю, который получился невероятно вкусным, но чертовски горячим. Об эмалевые чашки мы едва не обожгли пальцы.
Быстро сгущались сумерки, и Марко сказал: «Пойдем, нам пора возвращаться». Мы попрощались с Присциллой и обменялись адресами, пообещав друг другу писать. Я с тяжелым сердцем поспешила за Марко и Лкетингой. Перед отелем масаи спросил: «Завтра Рождество. Придете в Буш-Бэйби?» Я влюбленными глазами посмотрела на Лкетингу и, прежде чем Марко успел ответить, выпалила: «Да!»
До отъезда оставалось трое суток, и я решила на следующий день сказать масаи, что после отпуска мы с Марко расстанемся. По сравнению с тем, что я испытывала к Лкетинге, все остальные чувства казались мне смешными. Я хотела объяснить ему это и сообщить, что скоро вернусь сюда одна. Только однажды я ненадолго задумалась о том, как он относится ко мне, но скоро сама себе ответила: он просто должен чувствовать то же, что и я!
Наступило Рождество, но при сорока градусах в тени рождественского настроения не ощущалось. |