Когда они уже подходили к дому, с противоположной стороны улицы поперек дороги шмыгнула кошка. Альбина с завидной реакцией рванула вперед. Кошка заметалась, но Альбина успела все-таки ее опередить, так что дорогу она перебежала только Женьке. Он собирался идти дальше, но Альбина с каким-то средневековым ужасом вдруг зашептала:

— Ты что?! Не ходи! Плюнь через плечо и пять шагов назад пройди!

— Да ну… Ерунда какая… — Женька даже смутился от ее бурной реакции. Ведь сам он никогда не придавал значения таким вещам. — Да кошка-то не черная! Я понимаю, если бы еще черная была…

— Нет! Ну пожалуйста, что тебе, трудно что ли? Мы же вместе туда пойдем! — Она смотрела на него широко распахнутыми карими глазами и показывала рукой на дверь. И он вдруг подумал, что страх удивительно ей идет. Она становится настоящей. Как будто в этот момент с нее снимают резиновую маску, имитирующую ее собственное лицо. Как странно…

— Так как ты говоришь? Плюнуть?.. — И он улыбнулся. Улыбнулся так, что Альбине в этот момент показалось, будто он прекрасно знает все наперед. И от его улыбочки ей стало еще страшней. И в эту секунду она еще больше понравилась Женьке. Он любил в людях подлинные чувства.

До него вновь докатилась волна ее беспокойства. Однако плюнуть через левое плечо было так же неловко, как перекреститься перед комсоргом. Он просто повернул голову налево и ничего не сделал. А потом быстро развернулся, пробежал трусцой неотчетливую петлю в обратном направлении. Смешно. Но он не смог отказать в такой мелочи искренне ужасающемуся человеку.

Да ладно уж… Что ему стоит притвориться еще разок плюс ко всем тем неисчислимым «разкам», когда он отвечал уроки у доски, голосовал на комсомольском собрании и делал при маме вид, что никогда не брал в руки сигарету…

— Ну все, теперь пошли. — Она кивнула на подъезд. Но входить первая не стала. — Вот сюда.

Я на последнем этаже живу. Только ты со мной поднимись. Хорошо?

— Ну сказал уже ведь. — Он заставил себя решительно направиться к двери первым. — Пошли.

Дверь с грохотом за ними захлопнулась.

И этот жутковатый звук эхом разнесся по всем этажам широкой лестницы.

Здесь было даже красиво. Пол выложен мозаикой. На потолке сохранилась лепнина. Сбоку стояла старинная будка привратника. Теперь в ней хранился какой-то хлам. Лестница была совсем не такая, как в Женькином доме. У него она была заплеванная и обшарпанная. Шла зигзагом. А в Альбинином — посередине был громадный квадратный пролет. И каждый шаг отдавался эхом. «Здесь, наверно, петь хорошо. Как в костеле», — подумал Женька.

На каждом этаже располагалось по три квартиры. Но боковые двери скрывались в неглубоких нишах. Сейчас, днем, когда свет на лестнице не горел, ниши были полны мрака. Альбина поднималась за Невским, и каждый раз, когда они поворачивались спиной к этим темным закуткам, она шла по ступенькам боком, напряженно озираясь по сторонам.

Когда впереди с лязгом отворилась дверь, ноги у нее чуть не подкосились.

Она облегченно перевела дух, лишь когда увидела выходящего на лестницу с мусорным ведром туговатого на ухо Петра Ильича в черном затасканном пальто, шляпе и домашних тапочках на босых голубоватых ногах.

— Здрасьте! — сказала она и отметила свое приветствие кивком головы.

Но как раз в этот момент Петр Ильич повернулся к ней спиной и закрыл свою дверь на ключ. А потому ее «здрасьте» не услышал. А когда стал спускаться, подслеповато прищурился и вдруг, распознав в ней вчерашнюю свою визитершу, радостно и громко проговорил:

— А-а-а… Фигуристочка… Ну что, больше никого пока не зарезала? А то смотри у меня… Он погрозил ей пальцем и, тряся головой, мелко, по-старчески засмеялся и стал быстро спускаться мимо них.