Он нарушал спортивный режим не просто от лени, а «с восторгом упоения». К тому же он начисто был лишен спортивного тщеславия, — Не получится сегодня посидеть, — говорил он Маркову сокрушенно. — Одна восьмая первенства Ленинграда. Но я постараюсь быстренько «по очкам» пролететь…

На следующий день он приходил в институт совершенно убитым.

— Представляешь? Выиграл! — говорил он, чуть не плача. — Такой кретин попался. Я и так подставлялся и этак, во втором раунде он вдруг открылся, а я машинально ударил… Ну, ничего!

В четвертьфинале я встречаюсь с Пашей Громовым. Это динамовская школа. Я его хорошо знаю, приличный боксер. Так что завтра обязательно расслабимся…

Назавтра он вбегал в аудиторию, сияя от счастья.

— Все! Проиграл! Пашка Громов не подвел!

Быстренько, быстренько, Кирюха, срываемся…

Приблизительно так проходили для него чемпионаты города, кубки ДСО «Водник» и прочие соревнования. Но первенство вузов Ленинграда — это было святое! Здесь Костя бился до последнего, сокрушая всех соперников. Здесь Лаврушину были нужны призовые места. Здесь на кону стояли все Костины спортивные льготы — свободный график сдачи экзаменов, лояльность преподавателей, бесплатное питание. После первенства вузов Костя Сагиров приходил в институт с рассеченной бровью, гематомами и кровоподтеками и не сразу понимал, где он находится и что от него хотят. Но межвузовские соревнования случались редко. Чаще же Костя появлялся после турнира с сияющей, словно начищенной кем-то, физиономией и тяжелым «дипломатом», издававшим стеклянный перезвон.

— Быстренько, быстренько, Кирюха, срываемся… А где Иволгин? Где этот поддельный Дима с ложным крокодилом? Волгин, ты идешь с нами?.. Тогда пошли к тебе…

Вадима Иволгина родители называли Димой, но Костя Сагиров полагал, что это не правильно. Иволгин специально приносил в институт «Словарь русских личных имен», как научное подтверждение своего производного имени, но Костя все равно считал его «поддельным Димой». Портфель Иволгина он называл ложным крокодилом, хотя Дима убеждал всех, что это натуральная кожа, причем редкой выделки. Иначе он давно бы выбросил его на помойку. Стал бы он ходить с таким изношенным портфелем, если бы не замечательный материал.

Весь курс поначалу задавал Иволгину глупые пэтэушные вопросы: «А ты чего с таким портфелем? Что это он у тебя такой драный? На какой свалке ты его нашел?» Но когда однажды Дима пришел на лекции с пакетом, все даже возмутились, до того привыкли к «ложному крокодилу» в руке Иволгина.

Дима Иволгин не был интересен ни множеством прочитанных книг, ни музыкальными пристрастиями, ни спортивными достижениями, ни даже старинным портфелем. Он был занятен сам по себе, без всяких посторонних примесей.

Жил он в точечном кирпичном доме недалеко от железнодорожной платформы «Проспект Славы». Напротив этого дома расправил свои деревянные мышцы одинокий дуб. Жители дома в свое время выдержали многодневную осаду со стороны строителей, которые несколько раз предпринимали бульдозерные атаки на неугодное им дерево.

Дима Иволгин был тем самым знаменитым мальчиком, который однажды ночью, проснувшись по мелкой надобности, выглянул в окно и увидел подползавшего к дубу гусеничного монстра. В полной темноте, с выключенными фарами! Мальчик побежал вниз с шестого этажа, звоня подряд во все соседские звонки. Первым он встал под стальной нож, не испугался рычания дизеля и стоял до тех пор, пока из соседних домов не стали выскакивать мужчины и женщины в нижнем белье. Иволгин уверял своих подвыпивших друзей-однокурсников, которые, пошатываясь, стояли на его балконе, что этот дуб теперь все называют Дима, но Костя Сагиров ему по привычке не верил.