А остальные нанесут свой жребий. Это мысль!.. Как этот человек трещит! - Я не политик, - сказал Сомс. - Держаться на ринге! Новая формула! Мы к этому бессознательно и шли. А что касается торговли - говорю, что мы не можем жить, не торгуя с той или другой страной, - это чепуха, дорогой мой Форсайт. Мир велик - отлично можем! - Ничего в этом не понимаю, - сказал Сомс - Я только знаю, что нам надо прекратить страхование этих иностранных контрактов. - А почему не ограничить его странами, которые тоже борются на ринге? Вместо "равновесия сил" - "держать на ринге"! Право же, это гениальная мысль! Сомс, обвиненный в гениальности, поспешно перебил: - Я вас тут покину - я иду к дочери! - А-а! Я иду к сыну. Посмотрите на этих несчастных! По набережной у Блэкфрайерского моста уныло плелась группа безработных с кружками для пожертвований. - Революция в зачатке! Вот о чем, к сожалению, всегда забывают, Форсайт! - О чем именно? - мрачно спросил Сомс. Неужели этот тип будет трещать всю дорогу до дома Флер? - Вымойте рабочий класс, оденьте его в чистое, красивое платье, научите их говорить, как мы с вами, - и классовое сознание у них исчезнет. Все дело в ощущениях. Разве вы не предпочли бы жить в одной комнате с чистым, аккуратно одетым слесарем, чем с разбогатевшим выскочкой, который говорит с вульгарным акцентом и распространяет аромат опопанакса? Конечно предпочли бы! - Не пробовал, не знаю, - сказал Сомс. - Вы прагматик! Но поверьте мне. Форсайт, если бы рабочий класс больше думал о мытье и хорошем английском выговоре вместо всякой там политической и экономической ерунды, равенство установилось бы в два счета! - Мне не нужно равенство, - сказал Сомс, беря билет до Вестминстера. "Трескотня" преследовала его, даже когда он спускался к поезду подземки. - Эстетическое равенство, Форсайт, если бы оно у нас было, устранило бы потребность во всяком другом равенстве. Вы видели когда-нибудь нуждающегося профессора, который хотел бы стать королем? - Нет, - сказал Сомс, разворачивая газету.
VIII. БИКЕТ
Веселая беззаботность Майкла Монта, словно блестящая полировка, скрывала, насколько углубился его характер за два года оседлости и постоянства. Ему приходилось думать о других. И его время было занято. Зная с самого начала, что Флер только снизошла к нему, целиком принимая полуправильную поговорку: "Ny a toujour's un qui baise, et 1'autre qui tend la joue" <Всегда один целует, а другой подставляет щеку (франц.).>, он проявил необычайные качества в налаживании семейных отношений. Однако в своей общественной и издательской работе он никак не мог установить равновесия. Человеческие отношения он всегда считал выше денежных. Все же у Дэнби и Уинтера с ним вполне ладили, и фирма даже не проявляла признаков банкротства, которое ей предсказал Сомс, когда услышал от зятя, по какому принципу тот собирается вести дело. Но и в издательском деле, как и на всех прочих жизненных путях, Майкл не находил возможным строго следовать определенным принципам. Слишком много факторов попадало в поле его деятельности - факторов из мира людей, растений, минералов. В тот самый вторник, днем, после долгой возни с ценностями растительного мира - с расценками бумаги и полотна, - Майкл, насторожив свои заостренные уши, слушал жалобы упаковщика, пойманного с пятью экземплярами "Медяков" в кармане пальто, положенных им туда с явным намерением реализовать их в свою пользу. Мистер Дэнби велел ему "выкатываться". Он и не отрицает, что собирался продать книги, - а что бы сделал мистер Монт на его месте? За квартиру он задолжал, а жена нуждается в питании после воспаления легких, очень нуждается! "Ах, черт! - подумал Майкл. - Да я бы стащил целый тираж, если б Флер нужно было питаться после воспаления легких!" - Не могу же я прожить на одно жалованье при теперешних ценах, не могу, мистер Монт, честное слово. Майкл повернулся к нему: - Но послушайте, Бикет, если мы вам позволим таскать книжки, все упаковщики начнут таскать. |