Она отдавала себе отчет в том, что несомненная необычность происходящего как-то связана с нею, и это не улучшало ее состояния. Разумеется, она даже не подозревала о той буре чувств, что бушевала в душе его высокопревосходительства. Ей казалось, что она была достаточно осмотрительна и никто не мог бы заметить, как за последние месяцы изменилось ее отношение к брату.
Единственным человеком, который был полностью доволен тем, как развиваются события в Порт-Ройяле, был лондонский инспектор лорд Ленгли. Он был убежден, что учения флота проходят исключительно с целью произвести хорошее впечатление на него в надежде на хороший отчет о нынешнем губернаторе острова.
Когда Элен получила письмо от Лавинии с горячей просьбой навестить ее, она колебалась недолго. Ей не хотелось проводить вечер дома и ужинать в молчаливом и уважительном присутствии Бенджамена. Она чувствовала себя обиженной отцом и братом и посчитала, что может разрешить себе развлечься. Да, она весело проведет время, пока они будут бороздить свои дурацкие моря, уговаривала она себя, но поддавалась этим уговорам с трудом.
Короче говоря, она велела закладывать коляску. Бенджамен сообщил ей, что ее уже ожидает карета, присланная мисс Лавинией. Эта деталь слегка кольнула Элен. Такой шаг не предусматривался местным светским этикетом. Можно было, правда, подумать, что таким образом проявляется дружеское нетерпение Лавинии. Элен решила не придираться к мелочам и велела Тилби подавать переодеваться.
— Ты поедешь сегодня со мной, — сказала она камеристке.
— Слушаюсь, мисс, — ответила та, тоже, в свою очередь, удивляясь. Это неожиданное решение нарушало ее планы. Ну что ж, решила она про себя, стало быть, помощнику повара Кренстону придется сегодня одному гулять под луной.
Недоумение Элен, появившееся при сообщении о присланной карете, перешло в раздражение, когда выяснилось, что ее с Тилби везут не в порт-ройялский дом Биверстоков, а в бриджфордский. В письме Лавинии ничего об этом не говорилось. Элен посмотрела в заднее окно кареты и увидела там четверку конных вооруженных людей. Это была охрана. Жизнь на Ямайке была вполне спокойной, но люди богатые предпочитали за пределы города без охраны не выезжать. Так что ничего особенного в факте этого вооруженного сопровождения не было, но он сильно расстроил Элен. Она откинулась на подушки, размышляя о том, что, в сущности, разница между эскортом и конвоем не так уж велика. Она попыталась отогнать эти дурацкие мысли. В чем, собственно, дело? Она просто едет в гости к подруге. Ближайшей подруге, лучшей подруге. Что может угрожать?
— У меня плохие предчувствия, Тилби.
— Вообще-то мне полагалось бы вас утешить, мисс, но дело в том, что мои предчувствия не лучше.
Лавиния была столь рада появлению подруги, что Элен невольно смягчилась. Действительно, глупо дуться, когда твое появление вызывает такой восторг.
Оказалось, что приглашены «только самые близкие»!
Быстро темнело.
Дом был роскошно иллюминирован. В конце семнадцатого века в Европе это искусство только еще входило в моду и поэтому было в новинку. В таком оформлении даже мрачный биверстоковский особняк не выглядел слишком уж отталкивающе. Стол с закусками и фруктами был установлен во внутреннем дворе, вымощенном широкими каменными плитами. Рядом располагался круглый бассейн с фонтаном в виде каменной сирены, из раковины, зажатой в ее руках, и должна была стекать вода. Фонтан давным-давно бездействовал, но в бассейне стояла вода, в которой отражались новорожденные звезды и блики факелов, укрепленных по углам внутреннего двора.
Обстановка явно носила средиземноморский колорит.
Лавиния была во флорентийском платье с квадратным вырезом и кружевным стоячим воротником, в руках она держала веер, набранный из тонких пластинок слоновой кости, украшенных тонкой резьбой.
По сигналу хозяйки из темноты под сводами галереи показались музыканты. |