Айви выпятила подбородок.

— Палата Гленна здесь, — сказала она, не отвечая на мой вопрос. Ну, ладно.

Айви резко свернула влево и скрылась за громадной дверью, а мне вдруг опять стало страшно. Тихое гудение медицинских приборов напомнило, как когда-то давно я сидела возле папы, слушая его последние агонизирующие вдохи, а недавно — возле Квена, глядя, как он борется за жизнь. И от этого страха я остановилась как вкопанная. Форд у меня за спиной споткнулся, словно под дых получил.

Блин. Я вспыхнула, огорчившись, что от моих эмоций ему больно.

— Прости, — буркнула я неразборчиво.

Он поднял руку — дескать, все в порядке, а я возблагодарила бога, что Айви уже за дверью и не видела этой сцены.

— Ничего. — С измученными глазами он опять подошел ближе, с опаской — пока не убедился, что я задвинула старую боль вглубь. — Можно мне спросить, кто?

Я проглотила ком.

— Мой папа.

Опустив глаза, он проводил меня к двери.

— Тебе лет двенадцать было?

— Тринадцать.

Тут мы вошли, и я увидела, что палата совсем другая.

И у меня медленно расслабились напрягшиеся было мышцы плеч. Моего отца спасти было невозможно. А Гленн, сотрудник полиции, получит всю возможную помощь. Рядом с кроватью в кресле-качалке сидел его отец, выпрямившись как на параде. О Гленне позаботились, страдать досталось Эддену.

Приземистый, коренастый человек попытался улыбнуться, но не сумел. За несколько часов с той минуты, как он узнал о нападении на своего сына, на лице у нею проступили морщины, раньше едва заметные. В руках он сжимал зимнюю шапку, пальцы вертели и вертели ее за околыш. Он встал и вздохнул, и я всем сердцем ему посочувствовала — столько страха и тревоги было в этом вздохе.

Капитан Эдден командовал отделением ФВБ в Цинциннати. Бывший военный, он принес на службу упрямую, всем-врагам-назло, решительность, которую приобрел в армии. Тяжко было видеть его настолько упавшим духом. Эддену даже в голову не приходило заподозрить меня в «удобной» амнезии насчет смерти Кистена, как прочим сотрудникам ФВБ. Он мне доверял, и потому я ему тоже доверяла абсолютно — как очень немногим из людей. Вторым таким человеком был его сын, в беспамятстве лежавший на кровати.

— Спасибо, что зашли, — машинально сказал он. Хриплый голос сорвался, и я едва удержалась от слез, глядя, как он откровенно нервным жестом приглаживает рукой короткие седеющие волосы. Я шагнула его обнять, и меня окутало знакомым запахом множества выпитых чашек кофе.

— Вы же знаете, что мы не оставим вас одного, — сказала Айви, забившаяся в угол, — она там села на мягкий табурет, молчаливо выражая всю поддержку, на какую была способна.

— Как он? — спросила я, повернувшись к Гленну.

— Ничего определенного не говорят, — голосом тоньше обычного ответил Эдден. — Его здорово избили. Черепно-мозговая травма… — Голос у него сорвался.

Я посмотрела на Гленна: очень темная кожа резким контрастом выделялась на белых простынях. Голова перевязана, в тугих черных кудряшках выбритая проплешина. Лицо в синяках, губа разбита, синяки и ссадины полосой уходят от плеча под простыню, рука с опухшими пальцами, лежащая поверх простыни.

Эдден рухнул обратно в кресло, глядя на разбитую руку сына.

— Меня не хотели пускать, — тихо сказал он. — Не верили, что я его отец. Расистские сволочи. — Он осторожно взял в руку ладонь Гленна, укачивая, будто птенца.

При виде такого проявления любви я проглотила ком. Эдден усыновил Гленна, женившись на его матери — по меньшей мере двадцать лет назад, — и хотя внешне между ними никак не найти было ничего общего, они совпадали как раз в том, что было важно — оба принципиальные и строгие в убеждениях, оба постоянно рискуют жизнью ради борьбы с несправедливостью.