Кем же вы еще можете быть? Неужели вы из реформистов? Никогда не поверю, что вы — Грайс. Хотя есть у него во взгляде что-то такое одержимое… а люди идут на многое в этих подлых политических сварах. А если вы не прислужник, значит, вы… Нет, не верю. Это не красная кровь свободы и мужества. Это не знамя демократии.
Он вскочил — и в ту же секунду над решеткой прогрохотал гром. Началась гроза, и его сознание озарилось новым светом Он знал, что сейчас случится.
— Понимаете, что это значит? — крикнул он. — Сам господь подержит мне свечку, чтоб я увидел ваше чертово лицо!
Оглушительно ударил гром. Но за миг до него белый свет озарил комнату на ничтожную долю секунды.
Фишер увидел две вещи: черный узор решетки на белом небе и лицо в углу. То было лицо его брата.
Он выговорил имя, и воцарилась тишина, более жуткая, чем мрак. Потом Гарри Фишер встал, и голос его наконец прозвучал в этой ужасной комнате.
— Ты меня видел, — сказал он, — так что можно зажечь свет. Ты мог зажечь его и раньше, вот выключатель.
Он нажал кнопку, и все вещи в комнате стали четче, чем днем. Вещи эти, надо сказать, так поразили узника, что он забыл на минуту о своем открытии. Здесь была не камера, а, скорей, гостиная или даже будуар, если б не сигареты и вино на журнальном столике. Хорн пригляделся и понял, что вино и сигареты принесли недавно, а мебель стоит тут давно. Он заметил выцветший узор драпировки — и удивился окончательно.
— Эти вещи из того дома? — сказал он.
Правильно, — ответил Гарри. — Я думаю, ты понял, в чем тут дело.
— Да, сказал Хорн. — И прежде чем перейти к более важному, скажу, что же я понял. Гокер был подлец и двоеженец. Его первая жена не умерла, когда он женился на второй. Он просто запер ее тут, на острове. Здесь она родила сына: теперь он бродит вокруг и зовется Длинным Адамом. Разорившийся делец Вернер пронюхал об этом и шантажом вынудил Гокера отдать ему поместье. Все это проще простого. Теперь перейдем к трудному. Какого черта ты напал на родного брата?
Гарри Фишер ответил не сразу.
— Ты, наверное, не думал, что это я. Но, по совести, чего же ты мог ожидать?
— Боюсь, что я тебя не понимаю, — сказал Хорн.
— Чего ты мог ожидать, когда наломал столько дров? — заволновался Гарри. — Мы все думали что ты умный. Откуда нам знать, что ты… ну, что ты так провалишься?
— Странно, — нахмурился кандидат. — Не буду хвастать, но мне кажется, я совсем не провалился. Все митинги прошли «на ура», и мне обещали массу голосов.
— Еще бы! — мрачно сказал Гарри. — Твои дурацкие акры и коровы произвели переворот. Вернеру не получить и голоса. Все пропало!
— О чем ты?
— О чем? Нет, ты правда не в себе? — искренне и звонко крикнул Гарри. — Ты что думал, тебя и впрямь прочат в парламент? Ты же взрослый, в конце концов! Пройти должен Вернер. Кому ж еще? В следующую сессию он должен получить финансы, а потом провернуть египетский заем и еще разные штуки. Мы просто хотели, чтоб ты на всякий случаи расколол реформистов. Понимаешь, Хьюзу слишком повезло в Баркингтоне.
— Так… — сказал Хорн. — А ты, насколько мне известно, столп и надежда реформистов. Да, я действительно дурак.
Воззвание к партийной совести не имело успеха — столп реформистов думал о другом. Наконец он сказал не без волнения:
— Мне не хотелось тебе попадаться. Я знал, что ты расстроишься. |