— Легко и не меняя тематики, — с достоинством сказал покоритель воздушного океана, привольно раскинувшись в кровати.

Маленький ёжик бежит и хохочет,

Мокрая травка писку щекочет.

— Тематику ты действительно не сменил, — с грустью констатировала работница офакимской фабрики по производству туалетной бумаги. — Скажи, а может быть тебе близко что-то из классики.

— Толстой — с нажимом ответил парашютист, — Лев Николаевич и ещё раз Лев Николаевич. Помнится я ярко освещал его творчество в школьных сочинениях. Невольно приходит на ум: «Когда бомбы стали разрываться в гуще солдат, Пьеру неожиданно открылся внутренний мир просто русского человека», или «В жизни Наташи Ростовой был только один мужчина, который мог делать с ней всё, что захочет. Звали его Лев Толстой».

— Стоит тихая Варфоломеевская ночь, — прокомментировала специалистка по производству туалетной бумаги очередной экскурс конструктора крыла-парашюта в русскую словесность, — Опять по дачному посёлку Переделкино бегают евреи, пугая всех своими обрезами.

Так было не всегда, — утешил её парашютист, — В древности обитатели Переделкино не знали о существовании евреев и все происходящие с ними беды пытались объяснить природными катаклизмами.

— Я поражаюсь, откуда у простого покорителя воздушного океана столько ума, столько глубоких знаний?

— Ты напрасно иронизируешь. Однажды медсестра Фортуна, выслушав мои рассуждения о русской литературе, заявила следующее: «Пушкин и Лермонтов были заклёваны и убиты такими же моральными уродами, как ты!» Живым свидетелем нашей беседы был офицер безопасности нашей психиатрической больницы. И теперь я готовлюсь ответить на вопросы следствия.

Узнав о готовящейся судебной расправе над конструктором крыла-парашюта, специалистка по производству туалетной бумаги прониклась к нему сочувствием. Это обстоятельство возбудило парашютиста на очередное душераздирающее повествование. Обняв свою доверчивую подругу, он поведал ей следующее.

История, которую я расскажу тебе, произошла с ярким украинским политиком в изгнании, которого зовут Борис Эйдлин, но в кругах близких к медбратьям Офакимской психиатрической больницы он известен по прозвищу «Жидохохол».

Десять тысяч километров на унитазе — таков новый рекорд, который установил владелец кондитерского дома «Южная Вишня», съев перед вылетом в Нью-Йорк дыньку, преподнесённую ему Вениамином Леваевым. Эйдлин дважды откладывал вылет на неделю, и всё это время дынька терпеливо ждала его на чердаке дома Леваева. Но на установлении нового рекорда злоключения Бориса Эйдлина не закончились. В Нью-Йоркском аэропорту la Guardia он посетил туалет. Там видный деятель украинского национально-освободительного движения снял брюки и решительно сел на унитаз. Неожиданно он услышал голос, который сказал ему:

— Greetings (Привет).

— Greetings (Привет), — ответил Эйдлин и инстинктивно попытался одеть брюки. Ни к чему хорошему это не привело.

— How are you doing? (Как дела?) — поинтересовался голос.

— Everything is all right (Всё в порядке), — ответил Эйдлин, безуспешно пытаясь понять, кто с ним разговаривает. Он сидел на унитазе в изолированной кабинке, в которой кроме него никого не было.

— Than you are engaged? (Чем занимаешься?) — не унимался окончательно обнаглевший голос.

— And you guess (А ты угадай), — огрызнулся Эйдлин. Беседа с непонятно кому принадлежащим голосом определённо действовала ему на нервы.

После грубого ответа Эйдлина повисла неловкая пауза, после чего голос сказал:

— You excuse, dear, I shall call back to you.