Там, стоя на траве в ее саду, в ночь Застис, он вспомнил дом за кружевницами и то, как он тогда впервые пришел к ней.
Однако в Ашнезии даже воздух пах совсем по-другому — сухостью и пустотой, как в заброшенных руинах, кое-где разбавленный хищным, но надоевшим ароматом орхидей.
Он положил руку на железные ворота.
Аз’тира ждала у очага, рядом со змеей. Она надела платье того же цвета, что и одеяния девушек на настенной росписи, и не добавила к нему ни одного украшения.
В тишине дома хорошо были слышны шаги Регера, легкие, словно поступь льва. И то, что он ни разу не останавливался.
Глаза девушки вспыхивали огнем, но лишь в той же мере, как у неживой змеи. Если она и дышала, внешне это никак не проявлялось.
Тяжелый занавес у входа со звоном отлетел в сторону.
Он не остановился даже на пороге, а стремительно пошел через комнату, по узорному полу. Его глаза видели только Аз’тиру и ничего больше. Даже змея не привлекла его внимания. Он ступал под лампы, и они озаряли его золотом, одна за другой, пока, наконец, в десяти шагах от нее его путь не подошел к концу.
Он пришел в город богов как бродяга. Очарование и оковы Саардсинмеи сгинули, прошло два года, лес сопротивлялся и терзал его. Но под грузом всего этого сейчас он более, чем когда-либо, оставался, нет, сделался королем. Его черные глаза сосредоточились на ней, и в них было все, что она помнила: красота, сила и прозрачность. Та чистота, которая сама по себе является силой.
Девушка, стоящая перед очагом с цветами, протянула ему руку ладонью вверх. На белоснежной ладони лежал треугольник матового металла.
— Монета, которую твой отец оставил твоей матери, — сказала она. — Дрэк, который ты дал мне для считывания. Мое доказательство на случай, если оно понадобится.
— Доказательство чего? — переспросил он.
— Того, что я жива.
— О, госпожа, мне известно, что ты жива, — произнес он, стоя в золотой тени.
— Так же, как и то, что я умерла?
— Да. Ты умерла и проснулась, и вот ты здесь. Богиня Аз’тира.
Она продолжала протягивать ему дрэк Йеннефа. Но он не подошел ближе, чтобы принять его.
— Я взяла его с собой в могилу, чтобы утешиться, — сказала она, но ее рука упала, сомкнувшись на монете.
— Подобные тебе живут вечно, — проговорил он. — Зачем тебе понадобилось утешение?
— Потому что я была там без тебя, — ответила она.
Он промолчал. Теперь он стоял совершенно тихо, как до того она, и как сам город.
— Выслушай и поверь в услышанное, — заговорила Аз’тира. — Я предвидела свою смерть, но и только. Я предсказала убийство и свой конец. Я умоляла тебя прийти на мои похороны, поскольку посчитала, что гробница выдержит землетрясение и напор воды. Для меня это был единственный возможный выход. Но, умирая, я радовалась, веря, что ты выживешь.
— Спасибо тебе за это, госпожа. Но ты не дождешься благодарности от Саардсинмеи.
— Я не склонюсь и не буду унижаться перед тобой, — резко отозвалась она. — Если я чего-то стыжусь, это мое дело. Если это зло и мой грех, то они опять же мои и не касаются того, что между нами. Я думала, что умру — о да, душа бессмертна. Но тело и душа — чужие друг другу. Я… От меня не должно было ничего остаться. Ты думаешь, вернуться из телесного разложения так просто? Ты сказал, что я проснулась. Нет, Регер. Это был не сон. Я надеюсь рассказать тебе об этом, но не сейчас.
— Возможно, этого никогда не случится. Ты позвала меня сюда каким-то колдовством?
— Не магией и не силой воли или разума. Только моей памятью о тебе. Тем, что порой плакала о тебе. |