– Это случилось вскоре после сражения, – кивнула Анна, – после битвы при Ватерлоо прошло меньше года, так что уже давно.

– Я очень сожалею. – Леди Брокенхёрст впервые заговорила с подобием искренней теплоты. – На словах все всегда понимают, что приходится переживать бедным родителям, но я на самом деле вас понимаю. И знаю, что ничего забыть нельзя.

Анна удивленно смотрела на эту надменную матрону, которая только что старалась указать собеседнице ее место. Наверняка эта женщина в душе ненавидела ее. И все же, когда леди Брокенхёрст узнала, что и Анна тоже потеряла ребенка, что дерзкая девчонка, к которой так часто возвращались ее горькие размышления, мертва, в отношении ее что-то переменилось.

– Как ни странно, ваши слова и впрямь меня утешают, – улыбнулась Анна. – Недаром, видно, говорят, что несчастье не любит одиночества.

– А вы помните Эдмунда на том балу? – Леди Брокенхёрст оставила язвительность, и Анне было неловко наблюдать нетерпение, с которым графиня жаждала услышать хоть что-то о потерянном сыне.

На этот вопрос можно было ответить честно.

– Прекрасно помню. И не только на том балу. Он не раз заходил к нам в дом вместе с другими молодыми людьми. Все его очень любили. Очаровательный юноша, импозантный и веселый…

– О да. У моего мальчика было немало достоинств.

– У вас еще есть дети? – Едва вымолвив это, Анна прикусила язык. Она прекрасно помнила, что Эдмунд был единственным ребенком в семье. Он сам часто об этом говорил. – Простите меня, пожалуйста. Я вспомнила, что нет.

– Вы правы. Когда мы с мужем уйдем в мир иной, после нас совсем ничего не останется. – Леди Брокенхёрст разгладила шелк своих юбок, остановив взгляд на пустой каминной полке. – Ни следа.

На секунду Анна подумала, что леди Брокенхёрст сейчас расплачется, но решила продолжать вести себя как ни в чем не бывало. Почему бы и не попытаться утешить скорбящую мать? Что тут такого?

– Вы, верно, гордитесь лордом Белласисом? Он был замечательным юношей, и мы очень его любили. Порой мы сами устраивали маленькие балы, на шесть-семь пар, и я играла на фортепиано. Странно сейчас это говорить, но те дни накануне сражения были счастливыми. По крайней мере, для меня.

– Не сомневаюсь, – сказала леди Брокенхёрст и встала. – Я должна идти, миссис Тренчард. Но мне было приятно с вами пообщаться. Даже больше, чем я рассчитывала.

– Кто сообщил вам, что я приду сюда? – поинтересовалась Анна, глядя на нее в упор.

– Никто, – покачала головой леди Брокенхёрст. – Просто я спросила хозяйку дома, кто это беседовал с моей сестрой, и герцогиня назвала ваше имя. Мне стало любопытно. О вас и вашей дочери мне довелось говорить так часто, что нельзя было упустить шанс познакомиться с вами лично. Так или иначе, теперь я вижу, что была к вам несправедлива. Во всяком случае, для меня было истинным наслаждением вспомнить Эдмунда с тем, кто знал его. Я словно бы снова увидела сына – как он танцует, флиртует, наслаждается жизнью в свои последние часы, и мне приятно об этом думать. И я буду об этом думать. И потому спасибо вам.

Графиня удалилась, прямая и величественная, ловко лавируя между группами болтающих гостей, и цвета ее полутраура выделялись на фоне веселой яркой толпы.

Увидев, что она ушла, герцогиня Бедфорд вернулась.

– Боже мой, оказывается, мне вовсе не стоило о вас беспокоиться, миссис Тренчард. Теперь я вижу, что здесь вы среди друзей. – Ее слова были благожелательнее, чем тон, которым она это произнесла.

– Не то чтобы мы были друзьями, но нас объединяют общие воспоминания.